Собственно, профсоюзам принадлежали лишь верхние два этажа: первый этаж занимала мастерская по ремонту электрооборудования, где хозяйничал тощий, больной туберкулезом техник с дипломом, полученным в Соединенном королевстве. Там же он получил и туберкулез.
Сегодня в зале заседания Конгресса, на третьем этаже, в просторной комнате, заставленной рядами дешевых стульев, повернутых к невысокой, грубо сколоченной кафедре, собрались лидеры всех профсоюзных объединений страны.
Инициатором встречи был Конгресс профсоюзов Гвиании, но вопрос был настолько важным, что на встречу пришли и лидеры «Трудового центра» во главе с самим хаджи Имолой, членом палаты вождей Северной Гвиании, и группа руководителей Рабочего союза, которым вот уже почти двадцать лет правил старик Димоду, рабочий вождь «номер один», как называли его в Гвиании.
Был здесь и Адесанья, руководитель небольшого объединения католических профсоюзов, совершенно лысый господин с круглым благообразным лицом.
Все они настороженно посматривали на Бора, лидера Конгресса профсоюзов Гвиании, который по праву хозяина помещения и инициатора встречи занял место председателя за длинным столом, покрытым красной скатертью.
Здесь же на столе стоял небольшой бронзовый бюст Ленина. На стене, за спиной Бора, висел плакат
«Рабочие и трудящиеся Гвиании, объединяйтесь!»,
а еще ниже — эмблема Конгресса: на красном фоне рукопожатие трех черных рук — рабочие, крестьяне и интеллигенция.
Справа от стола, рядом с входной дверью, висела старая классная доска, на которой мелом крупным, размашистым почерком была написана повестка сегодняшней встречи:
«Положение трудящихся Гвиании и всеобщая забастовка».
Открытие совещания задерживалось: ждали Гоке, который все еще не вернулся от Стива, все-таки уложенного врачами в постель. Стив должен был сообщить Гоке свое мнение о предстоящей забастовке, с тем чтобы Гоке высказал его на сегодняшней встрече профсоюзных лидеров.
В другой раз эту миссию Гоке, может быть, и не доверили бы: Конгресс молодежи Гвиании примыкал к Конгрессу профсоюзов Гвиании, а Гоке со своим союзом «Авангард» — к объединению старика Димоду. Но сегодня ожидали, что все враждующие профсоюзные группировки придут к единому решению: начать всеобщую забастовку, и поэтому Гоке мог представлять и своего друга Стива.
Два дюжих парня внесли картонку местного пива — большие зеленые бутылки фирмы «Стар». Следом за ними сестра Бора — шестнадцатилетняя красавица, работающая у брата секретарем, — принесла поднос с перевернутыми стаканами.
Парни водрузили картонку прямо на председательский стол, сюда же был поставлен и поднос со стаканами. Затем все вместе во главе с самим Бора принялись ловко открывать пивные бутылки и разливать пиво в длинные фирменные стаканы «Стар» — по стенке, осторожно, чтобы не было пены.
— Прошу, товарищи, — сказал Бора и сделал приглашающий жест. Собравшиеся загремели стульями, с веселым шумом двинулись к столу.
Бора, взглянув на мрачное лицо хаджи Имолы, что-то шепнул сестре, та виновато ойкнула, бросилась в комнаты, а через пару минут вернулась уже с небольшой картонкой, в которой стояли бутылки кока-колы: хаджи Имола, трижды совершивший паломничество в Мекку, пил только безалкогольные напитки.
Мисс Бора собственноручно подала хаджи стакан кока-колы, он улыбнулся ей своими тонкими твердыми губами и в знак благодарности чуть склонил свою увенчанную зеленым тюрбаном голову.
В его жилах текла явно арабская кровь: черты удлиненного лица были тонки и правильны, кожа не черная, как у остальных в этой комнате, а смуглая, пепельного оттенка. И белая, длинная, до пят, одежда северянина, которую он носил на все случаи жизни, чем-то напоминала бурнус бедуина.
Хаджи Имола ездил не только в Мекку. Гораздо чаще он бывал в Соединенных Штатах, и его «Трудовой центр» был открыто связан с американцами.
Бора, плотного, бородатого, с хитрющими глазами на мясистом щекастом лице, побитом оспой, хаджи Имола называл «коммунистом», «красным» и «агентом Москвы» и обвинял в намерении установить коммунистическую диктатуру в стране.
— Долго еще мы будем ждать?
Старик Димоду взял стакан пива тощей, цепкой рукой, похожей на лапу большой птицы — пальцы его были длинны и скрючены, они были действительно похожи на когти огромного грифа. И весь он напоминал старого нахохлившегося грифа: маленькая головка на тощей жилистой шее, словно гребнем, увенчанная шапочкой-пирожком из меха гепарда, торчала из просторных одежд, расписанных черно-желтыми узорами. Лицо его было похоже на маску бурого пергамента. Но в запавших глазницах пылали огромные бешеные глаза.