Машина шла медленнее, чем рассчитывал Роберт. Это была не прямая магистраль Луис — Каруна, протянувшаяся по гладкой саванне. Хотя и здесь был асфальт, дорогу нельзя было назвать первоклассной: она была узка и извилиста, то и дело попадались выбоины. Отдельные участки вообще были покрыты одним лишь латеритом. То и дело попадались огромные валуны. Иногда вдруг вдали показывались одинокие скалы — древние, разрушающиеся. Издали они казались развалинами старинных замков.
Дорога шла на подъем — сначала почти незаметно, потом все круче и круче.
— Поднимемся на плато, — объявил Роберт. — Миль через пятьдесят будем на месте.
Да, это была уже не саванна. По склонам холмов густела яркая зелень кустов, небольших, искривленных деревьев перевитых лианами. Водопады с шумом падали со скал и звонко разбивались о камни. Быстрые, бурные речушки, за много веков сумевшие пробить себе русла в толще камня, бежали где-то внизу, в заросших зеленью ущельях.
Дорога была пустынна. Лишь однажды попались две женщины с детьми, привязанными за спиной, с причудливыми прическами, похожими на петушиные гребни. При виде приближающейся машины они шарахнулись в придорожные кусты и скрылись в чаще.
На одном из крутых поворотов Роберт резко затормозил и остановился. Дорогу медленно переходила семья бабуинов, крупных, похожих на собак обезьян.
Петр схватил фотоаппарат, навел его.
Самец — самый большой — встал поперек дороги и оскалил белые клыки. Две самки поменьше, с детенышами быстро пересекли дорогу и исчезли в камнях. Тогда сошел с дороги и их защитник — не торопясь, спокойно, то и дело оглядываясь на остановившуюся машину.
— У меня кружится голова, — сказала Элинор. — Давайте отдохнем.
Природа здесь словно специально создала место для отдыха. Небольшая площадка открывалась сразу же за поворотом: две скалы стояли перед нею, как ворота. Дальше дорога шла немного вниз и пересекала по узкому бетонному мосту неширокое, но глубокое ущелье, на дне которого в зеленой чаще шумела вода.
Направо ущелье расширялось в заросшую кустарником котловину, окруженную, словно стенами, причудливыми скалами. Оттуда доносились звуки, похожие на лай и другие, которых Петр раньше никогда не слышал.
— Обезьяны, — сказала Элинор, ни к кому не обращаясь.
— Где?
Петр тщетно пытался разглядеть что-нибудь в хаосе камней и зелени.
— А вы присмотритесь! Во-он там...
Элинор протянула руку, и Петр принялся вглядываться в указанном ему направлении.
— Вижу! Рыжие!
Да, это были обезьяны. Они носились между камнями, визжали, кричали, тявкали. Сотни, тысячи обезьян... А вокруг — каменная пустыня под ярким синим небом, залитая белым солнечным светом.
Было прохладно. Петр поежился.
— Холодно? Зато здесь сухой и свежий воздух. Не то, что там у нас, в Луисе.
Подошел Роберт, на ходу вытирая тряпкой руки: он копался в моторе.
— Красиво?
Он деловито кивнул на скалы.
— Сюда только туристов возить. Кстати, вы читали небольшое объявление в рест-хаузе возле конторки? Эх вы, путешественники! А там точно указан адрес, куда мы едем. Сейчас... как это...
Он прищурился, словно вспоминая:
— Женщины-утки. Семьдесят одна миля двести ярдов, поворот налево.
Засмеялся.
— Это как раз то племя, где работает доктор Смит. Женщины ходят совершенно голыми, как в каменном веке. И вставляют себе в губы деревянные пластины. Получается, как клюв утки.
Элинор молча взглянула на него и пошла к машине.
Австралиец вздохнул. Лицо его помрачнело. Он отшвырнул тряпку, которой вытирал руки, в кусты.
— Устал? — спросил его Петр.
— Да... Устал. А как ты себя чувствуешь? Доволен?
Он кивнул на оттопыривающийся карман рубахи Петра:
— Это, конечно, очень интересно. Но если нам посчастливится и в Каруне...
Петр вздохнул:
— Это было бы просто здорово!
Раздались гудки. Элинор нетерпеливо нажимала на клаксон.
Остаток пути они ехали молча. Роберт по спидометру засек расстояние от рест-хауза и теперь все время поглядывал на валики цифр.
— Где-то здесь должен быть поворот, — наконец сказал он, сбрасывая скорость и внимательно вглядываясь в зеленую стену кустов, словно ожидая, что она вот-вот раскроется.
— Эй! Батуре! Батуре!
Они услышали крик и одновременно увидели мальчугана лет десяти, выбежавшего из кустов почти под самый радиатор «пежо».
— Всех белых здесь называют «батуре», — пояснил Роберт и затормозил.