Пробормотав:
— Со мной все в порядке, — я движением руки отодвинул Акмана в сторону и уставился на разворачивающуюся передо мной сцепу.
Свертальф находился в состоянии истерии, приближаться к нему было опасно. Джинни схватила чашку, зачерпнула из раковины воды, и выплеснула ее на кота. Он взвизгнул, соскочил со стола, метнулся в угол и там припал к полу, разъяренно сверкая глазами.
— Бедный котик, — успокаивающим тоном сказала Джинни. — Извини, я должна была это сделать. — Она разыскала полотенце. — Иди сюда, к своей мамочке, и давай вытремся.
Он позволил ей подойти к себе. Джинни присела на корточки и протерла коту шерсть.
— Что это вселилось в него? — спросил Чарльз.
Джинни подняла взгляд. Рыжие волосы подчеркивали, как побледнело ее лицо.
— Хорошо сказано, адмирал. Что-то вселилось… Вода вызвала у него шок, и возобладали кошачьи инстинкты. Вселившийся Дух утратил контроль над телом. Однако, он по-прежнему находится в нем. Как только Дух разберется в психосоматике Свертальфа, он попытается восстановить контроль, и сделать то, для чего он явился.
— Какой Дух?
— Не знаю. Нам лучше не мешать ему.
Я встал:
— Нет, подождите. Я могу это выяснить.
Взгляды всех присутствующих обратились на меня.
— В меня, видите ли… э-э… вселился Дух Лобачевского.
— Что? — запротестовал Карлслунд. — Душа Лобачевского вселилась в ваше… Не может быть! Святые никогда…
Я отмахнулся, встал возле Джинни на колени, зажал голову Свертальфа между ладонями.
— Успокойся, никто не хочет причинить тебе вреда. Тот, кто вселился в меня, думает, что понимает, что случилось. Соображаешь? Его имя — Николай Иванович Лобачевский. Кто вы?
Мышцы кота напряглись, сверкнули клыки, комната заполнилась громким воем. Свертальф снова был близок к истерике.
— Сэр, с вашего разрешения у меня есть идея. Он не Враг. Я бы знал, если бы он был Врагом. Случившееся приводит его в замешательство, он смущен, а для того, чтобы мыслить, он располагает лишь кошачьим мозгом. Очевидно, наш язык ему не знаком. Разрешите, я попытаюсь успокоить его?
С моих губ полились журчащие и шипящие русские звуки. Свертальф вскочил, потом я почувствовал, как он понемногу расслабился под моими ладонями. А потом… он смотрел и слушал так внимательно, с таким наслаждением, будто я был не я, а мышиная порка.
Когда я замолчал, он покачал головой и мяукнул.
— Итак, он не русский, но, кажется, понял наши намерения.
«Посмотрите, — подумал я. — Используя то, что я знаю английский, вы понимаете этот язык, Свертальф тоже знает этот язык. Почему же его… ну, тот, который вселился, в отличие от вас английского не понимает?»
«Уверяю вас, сэр. Кошачий мозг в данном случае не годится. В нем нет структуры, хотя бы схожей с той, что управляет человеческой речью. Вселившейся душе и так приходится использовать чуть ли не каждую работоспособную клеточку мозга вашего Свертальфа. Но она может без затруднения использовать весь накопленный им опыт. Даже у этого маленького млекопитающего хорошая способность к запоминанию и огромный запас памяти. Нужно только воспользоваться языком, на котором говорила при жизни душа».
«Понятно, — подумал я. — Но вы недооцениваете Свертальфа. Он долгое время прожил в нашей семье. Его с рождения воспитывала и обучала ведьма. И поэтому он гораздо умнее обычного кота. Кроме того, атмосфера колдовства, в которой он прожил всю жизнь, не могла пройти бесследно».
— Прекрасно, говорите ли вы по-немецки? — обратился я и не я к коту. Свертальф с жаром кивнул.
— Ми-ей, — сказал он с выраженным акцентом.
— Добрый вечер, милостивый государь. Я — математик Николай Иванович Лобачевский, старший советник Российского Казанского университета. Рад приветствовать вас, милейший.
Последняя фраза была сказана по-французски — по всем правилам вежливости XIX столетня.
Лапа Свертальфа со скрежетом царапнула пол.
— Он хочет писать, — от изумления глаза Джинни широко распахнулись. — Свертальф, послушай… Не сердись. Не бойся. Не мешай ему делать то, что он хочет. Не сопротивляйся, помоги ему. Когда это все кончится, у тебя будет больше сливок и сардин, чем ты сможешь съесть. Обещаю. Ты же хороший котик. — Она пощекотала ему подбородок.
Не похоже было, что Свертальф полностью примирился с тем, что в его теле поселился Дух ученого. Но ласка помогла — он замурлыкал.
Пока Джинни и Грисволд были заняты приготовлениями, я сконцентрировался на обмене мыслями с Лобачевским. Остальные, потрясенные случившимся, столпились вокруг. Полностью неизвестно, что произойдет дальше, — и это их мучило. Я обрывками слышал, о чем они переговаривались.