Катрин краем глаза заметила, как мужчина на столе задергался. Его тут же развязали и помогли встать. Один из работников министерства вручил ему мешочек с деньгами и, придерживая за руку, повел к дверям. У девушки вырвалось:
— Он ведь расскажет...
Послышался дружный смех:
— Он ничего не вспомнит.
— А что будет потом, когда этот человек придет в себя?
— Он будет жить так же, как жил раньше, — любезно ответил министр.
— Но ведь его лишили основной черты характера! Он уже не станет таким, как прежде! — в глазах Катрин появились слезы.
Улыбка исчезла с лица Бартолда Нойманна. Теперь он был абсолютно серьезен.
— Да, он не будет таким, как раньше. Но кто сказал, что от этого ему станет хуже? В каждом человеке множество черт. Мы лишили его основной. Но ведь есть и другие. Со временем они окрепнут и этот малый заживет так, как жил раньше.
Пока они беседовали, в комнате появился еще один мужчина в сером мундире. Подбежав к министру, он что-то сказал тому на ухо. Выслушав его, Вензеслос взглянул на Нойманна. Тот нахмурился:
— Мы должны сделать это сегодня.
Министр растерянно пожал плечами.
— Барышня Леманн, — в голосе ректора звучала хорошо знакомая Катрин решимость.
— Прошу вас следовать за мной.
Они вышли в общий зал. Не обращая внимания на стоящего рядом министра, Нойманн скомандовал:
— Прошу всех встать и выстроиться в одну шеренгу.
Работники министерства поспешили выполнить приказ, как будто не Вензеслос Хофманн, а ректор академии Шварцхольм был их руководителем.
— Взгляните на них, Катрин, и скажите, если заметите у стоящих перед вами людей необычную, на ваш взгляд, черту характера.
Катрин секунду помедлила и сняла очки. Для себя она решила, что выберет самую неприятную черту. Наверняка обладателю не жаль будет ее лишиться. Спустя минуту ее палец указал на стоящего справа мужчину:
— Жадность.
Ректор усмехнулся, словно догадался о причине ее выбора.
— Пусть будет так. Отведите этого человека в лабораторию!
Они вернулись туда, когда выбранный Катрин человек уже лежал на столе. Луч света ударил подопытному в лоб. Через секунду там появился камень. Бартолд Нойманн взял его, и, держа двумя пальцами, поднес к глазам.
— Так вот какого цвета жадность... Вензеслос, это морион, или черный хрусталь.
Катрин бросила быстрый взгляд на камень и задумчиво произнесла:
— А зачем нужна арка, господин Хофманн?
Занятые рассматриванием камня мужчины дружно обернулись. На вопрос девушки, как обычно, ответил Нойманн:
— Благодаря находящемуся здесь оборудованию, мы можем извлекать из людей черты характера, трансформировав их в камни. Пришло время сделать следующий шаг: научиться их возвращать. Именно для этого и нужна эта арка. Взгляните на ее свод. Там находятся камни, в которые при извлечении трансформировались черты характера. Нам нужно знать, каким именно чертам они соответствуют, — ректор бросил взгляд на морион, которые все еще держал в руке. — Для этого вы и нужны нам, барышня Леманн. Вы поможете нам в этом разобраться.
Катрин кивнула, разглядывая арку. Ректор и министр продолжали общаться, на время забыв о ее существовании. Девушка не прислушивалась к их разговору, погруженная в собственные мысли. Наконец, внимание мужчин вновь обратилось к ней. К тому времени Катрин уже с трудом стояла на ногах от усталости. Ей нестерпимо хотелось сесть. Учебники, которые она по-прежнему держала в руках, сильно потяжелели.
Бартолд Нойманн окинул девушку внимательным взглядом и поспешил проститься с Вензеслосом. Они вышли из лаборатории, прошли по мягким коврам и оказались на улице. Там их уже ждала карета, возле которой стоял Астор Нойманн, готовый сопроводить её в академию. Но Катрин отказалась садиться в экипаж, заявив, что ей нужно пройтись и подумать над тем, что она увидела. Ни ректор, ни его племянник не стали возражать.
***
Девушка шла по улице, размышляя над тем, что увидела. Она сомневалась в законности проводимого в министерстве эксперимента. Имеют ли право одни люди лишать других главных черт характера и чем это может обернуться? Не только для добровольцев, ради денег готовых на все, но и для самих экспериментаторов. Призрачная возможность в перспективе возвращать извлеченные черты характера не успокоила ее, а породила лишь новые вопросы. Лишенные черт люди, как пустые сосуды, вместят в себя что угодно. А вот к чему в конечном итоге это может привести, было неясно. Ведь те или иные черты можно будет возвращать не тем, у кого они были извлечены. Эта мысль заставила ее вспомнить о Вензеслосе Хофманне. Интересно, министр добровольно пожертвовал собой или у него был какой-то личный интерес? И какую роль во всем этом играет Бартолд Нойманн?