— Нет.
Снова воцарилась тишина. Мы спустились в окруженное утесами ущелье. Там было темно, как в утробе. Я уже не видел ничего, кроме тусклого отблеска воды и лунного сияния наверху. В свете холодных и очень далеких звезд я рассмотрел утесы, что возвышались надо мной. Утесы походили на клыки. Казалось, что мы с Маледикто — последние люди на земле, оставшиеся в живых.
Он остановился. Его фонарик вдруг потух.
— Доброй ночи, синьор Матучек! — крикнул он и звонко расхохотался. В его очаровательном смехе звучала злобная радость.
— Что? — Сбитый с толку, я заморгал, всматриваясь в мрак. Тьма сомкнулась вокруг меня. — Что вы имеете в виду, черт побери? Мы еще не дошли до замка!
— Согласен. Отправляйтесь туда, если вы того хотите… и если сможете.
Я услышал, как он отправился по тропинке обратно. Камешки под его ногами уже не хрустели. Шаги были мягкие, быстрые, словно прыжки зверя. Он направлялся к нашему дому.
Мгновение я стоял, словно вылитая из свинца статуя. Я слышал малейшее движение воздуха, шорох полыни. Слышал океан. Затем грохот сердца заглушил все другие звуки.
— Джинни!!! — завизжал я и кинулся вслед за ним. Ноги соскользнули со скалы, я упал, разбив до крови руки. Шатаясь, поднялся. Отвесные утесы и обрывы швырнули обратно мои проклятья. Спотыкаясь, я спустился вниз по откосу, продираясь сквозь кустарники и кактусы. Потом споткнулся обо что-то. Снова упал. На этот раз я ударился головой о булыжник. Удар не был серьезным, но боль пронзила все тело, в глазах взорвались огни, и минуты две-три я лежал без сознания.
ГЛАВА 15
И тогда я почувствовал в ночи чье-то присутствие. Сквозь безнадежность одиночества, что струилась отовсюду и захлестывала мою душу, я различал натянутую струной надежду.
Мой пристальный взгляд скользнул по переходящему в пропасть откосу. За пропастью тускло мерцало море. Рассудок мой большей частью вернулся. Маледикто искусно убрал меня со сцены. Вероятно, и убил бы, не будь моей тренировки, не принадлежи я к особой разновидности homo sapiens. На это он не рассчитывал. У меня было в запасе чуть больше, чем он догадывался. Например, колдовское зрение.
Я пробормотал формулу и почувствовал, как сетчатка глаз изменилась. Теперь я мог видеть на мили. Разумеется, то, что я видел, было нечетким, расплывшимся. Человеческий глаз не может должным образом сфокусироваться в лучах инфракрасного света. Но я начал узнавать местность, затем приблизительно определил путь и помчался к дому.
Было жутко. Я бежал слишком медленно, а Маледикто передвигался с недоступной для человека скоростью.
Над холмами поднималась луна. Было почти полнолуние. Изменение произошло раньше, чем я осознал, что хочу этого. Я не стал останавливаться, чтобы раздеться, — на ходу сорвал с себя одежду и понес ее в пасти. Побывавшая в волчьих челюстях, она тут же превратилась в лохмотья. Остались лишь шорты. Впрочем, в тот момент я об этом не задумывался.
Глаза волка не позволяли видеть далеко. Но обоняние вело меня по собственному следу на утоптанной траве.
Вдруг до меня долетела мысль врага. Мысль более ужасная, чем любая боль:
«Успех в моих руках. С третьей попытки… Оба. Он погибнет, а она будет совращена. Раскаяние сломит ее… Угроза, которая назревала в них, как в грозовой туче, отведена… Наконец-то безопасность…»
Маледикто не смог бы так воздействовать на нее сам — во всяком случае, не так сильно… Не мог сломить ее любовь, гордость, порядочность… Нет, мою девочку вынудил так действовать сам Искуситель…
Я не знал, какое задумано зло. Но мгновенной вспышкой я увидел ее наедине с Маледикто — и это сожгло все остальное: боль, слабость, здравый смысл, даже память о глумящемся наблюдателе. Я взревел от ярости и отчаяния и рванулся вперед.
Мной овладело безумие берсерка. Я не сознавал, что делаю. Несомненно, и это было предусмотрено. Я должен был упасть со скалы и разбиться насмерть. Но полузвериные инстинкты и рефлексы охраняли меня. Думаю, что это было именно так. Внезапно я ощутил, что вымотался. Мне пришлось остановиться. Эта вынужденная пауза дала возможность рассудку справиться с эмоциями. Я огляделся и не обнаружил ни замка, ни нашего дома.
Затем нашел тропу и ощутил еще один запах. Теперь я знал, что скрывается за непонятным благоуханием Маледикто.
Демон.
Прежде я подобного запаха не встречал, но моему волчьему мозгу не было интересно, к какой разновидности принадлежит демон. В моем тесном черепе оставалось пространство лишь для ненависти и спешки.
В поле зрения появился наш домик. Я прыгнул к патио. Никого не было. Выходящее на море окно спальни было открыто навстречу лунному свету… Он держал ее в своих объятиях. Она еще сопротивлялась, отталкивала его. Но глаза ее были закрыты. Она слабела.
— Нет… — шептала Джинни. — Нет. Помогите, не надо… Амарис, Амарис… — Ее руки коснулись его головы и соскользнули на шею.
Она притянула его лицо. Обнявшись, они упали вниз. Мрак окутал спальню.
Я коротко взвыл, прыгнул и вонзил в него зубы. На вкус его кровь не была похожа на человеческую. Она была как вино, и теперь она горела и пела во мне. Я не посмел укусить его снова. Еще один такой глоток, и я, наверное, лягу, как собака, у его ног и буду просить приласкать меня.
Я пожелал превратиться в человека.
Трансформация заняла не больше времени, чем понадобилось ему, чтобы отпустить Джинни и обернуться ко мне. Хоть он и был удивлен, но рычать мне в ответ не стал. В зыбком лунном свете вырисовывалось его волшебное лицо, в глазах горели золотые искры. Он смеялся.
Я с размаху ударил его в лицо. Гладкая, медлительная плоть человека! Ей ли вступать в битву с быстрой как ртуть жизнью, порожденной Воздухом и Тьмой? Резким, точно вспышка, движением Маледикто отскочил. Его просто не было на прежнем месте. Я врезался в стену и упал. Надо мной звучал его смех.
— Разве сия хныкающая тварь достойна обладать такой милой девицей, как ты? Молви хоть одно слово, Вирджиния, и я пинками загоню его в собачью конуру!
— Стив…
Она съежилась, вжалась в угол. Она не кинулась ко мне…
Я перекатился, вскочил на ноги. Маледикто ухмыльнулся.
Обхватив Джинни за талию, привлек ее к себе. Она задрожала, пытаясь оттолкнуть его. Он поцеловал ее, она порывисто вскрикнула. И снова жест сопротивления превратился в жест любви. Маледикто толкнул меня свободной рукой, и я тяжело упал. Он поставил ногу мне на голову, надавил.
— У меня нет большого желания ломать тебе кости, — сказал он. — Но если ты достаточно вежлив, чтобы уступить желанию леди…
— Желанию?! — Джинни вырвалась из его рук. — Силы небесные! Изыди!
Маледикто рассмеялся:
— Если моя жертва призывает святое имя вполне искренне, я должен исчезнуть, — его голос походил на журчание. — Тем не менее я, как видишь, остался здесь. То, что сокрыто глубоко внутри тебя, томится желанием ко мне, Вирджиния!
Она схватила вазу и запустила в него. Он ловко поймал ее, грохнул об меня и направился к окну.
— Да будет так, — сказал он. — Сейчас чары рассеялись. Но не бойся. Когда наступит более благоприятный час, я вернусь…
Мгновение, и он перепрыгнул через подоконник. Я пополз следом. Белое патио залило лунным светом. Пусто.
Я сел и поднял голову. Рядом опустилась на пол Джинни. Медленно текли минуты. Наконец я встал, включил свет. Нашел сигареты и тяжело сел на кровать. Возле моих колен распростерлась ничком Джинни. Я даже не стал прикасаться к ней.
— Кто это был? — спросил я.
— Инкуб.[12]
Ее голова была опущена, я видел лишь рассыпавшиеся по ее спине рыжие волосы.
Пока мы с Маледикто отсутствовали, она надела свою самую нарядную ночную рубашку.
Для кого?
Ее голос был тихим и слабым:
— Он, должно быть, обитает в развалинах. Поселился в замке вместе с испанцами… Возможно, именно он — виновник постигшей их неудачи.
Я затянулся.
— Почему он не появлялся раньше? — спросил я громко и глупо. — Ах да, у него ограниченные возможности действия. Фамильное проклятье. Он не мог выйти за пределы своих владений. А здесь с давних пор никто не появлялся.