Я видел такое одеяние на фотографиях. Так одевались те, кто пел в хоре. Очевидно, его только что сменили, и он, вместо того чтобы тут же снять это одеяние, предпочел сперва приобщиться к Божьей милости.
Когда монах миновал меня, я направился за ним следом. Между стеной и скамьями оставалось свободное место. Нависший сверху балкон для хора отбрасывал такую густую тень, что я едва заметил, как монах проскользнул в дверь, открывшуюся в ближнем ко мне углу.
Идея блеснула, словно молния. Я сел, внешне совершенно спокойный, на деле же я был напряжен до предела. Оглядел из конца в конец базилику. Никто не обращал на меня внимания. Вероятно, священник и служки не видели меня. Тут все было спроектировано так, чтобы навязчивые язычники мешали службе как можно меньше. Сквозь громкое пение я слышал шаги монаха, но мои уши не уловили поворота ключа в замке. Путь был свободен.
А что дальше? Этого я не знал. Да это меня и не особо заботило. Если меня сразу сграбастают — я турист-остолоп. Выругают и выкинут пинком под зад, а я попытаюсь найти какой-нибудь другой способ проникнуть внутрь. Если меня схватят, когда я достаточно глубоко проберусь в глубины собора… — что ж, я готов рискнуть.
Я подождал еще триста миллионов микросекунд. Я ощущал каждую из них. Надо дать монаху достаточно времени, чтобы он успел убраться отсюда. И пока длились эти секунды, я опускался на колени и сгибался все ниже и ниже, до тех пор, пока меня совершенно не скрыла спинка скамейки. И наконец я встал на четвереньки. Пора!
Я поспешно, хотя и не очень быстро, пополз в залитый тенью угол. Поднявшись на ноги, оглянулся. Адепт стоял в прежней позе и походил на мрачное привидение. Прислужники производили какие-то сложные манипуляции со священными предметами. Хор пел.
Кто-то бил себя в грудь, покидая собор через южный придел. Я подождал, пока он уйдет, затем взялся за дверную ручку. От нее исходило странное ощущение. Я очень медленно повернул ее. Дверь заскрипела, но ничего не случилось. Заглянув внутрь, я увидел цепочку тусклых голубых фонарей.
Я вошел.
И оказался в прихожей. Отделенное занавесью, за ней находилось помещение больших размеров. И там, и здесь было пусто. Но такая удача не могла продолжаться долго.
Всего занавесей было три. За второй открывалась спиральная лестница, откуда доносились звуки гимна. За третьей тянулся коридор. Большая часть его была заставлена вешалками с висящими на них стихарями.
Очевидно, иоаннит, получив наставление где-то в другом месте, должен был надеть здесь стихарь и затем уже подняться на возвышение, где пел хор. Кончив петь, он возвращался тем же путем.
Если хор состоит из 601 певца, меняться поющие должны достаточно часто. Возможно, сейчас, ночью, когда хор состоит в основном из священников, более тренированных, чем энтузиасты-миряне, смены проходят не так часто. Но в любом случае мне лучше здесь не оставаться.
Костюм будет мешать, если я превращусь в волка. Снять его и оставить под этими свитерами-распашонками? Однако, если кто-то случайно увидит меня босого, в плотно прилегающей к телу одежде — костюме «волчья шкура», — ему будет трудно поверить в мои добрые намерения.
Я вытащил из-за пояса ножны, достал нож и сунул его в карман куртки. И отправился в путь…
ГЛАВА 24
Коридор тянулся вдоль всего здания. В стенах его было множество дверей. В основном там, видимо, размещались обычные кабинеты и канцелярии. Что-нибудь в этом роде. Двери были закрыты, свет погашен. На матовом стекле виднелись надписи. Так, например, «Пост пропагандиста. Отдел 12».
Что ж, отсюда брались под контроль обширные территории. Проходя мимо одной из дверей, я услышал стук пишущей машинки. Я как-то привык слушать одно бесконечное песнопение, и вдруг — стук машинки. Это так испугало, будто я услышал стук челюстей скелета.
Планы у меня были смутные. Очевидно, Мармидон — священник, участвовавший в демонстрации у предприятий «Источника», — получает указания из этого центра.
Выполнив поручение, он вернулся сюда, чтобы собратья очистили его от греха общения с язычниками. Сложные, тщательно разработанные заклинания очистят его быстрее, чем это произошло бы естественным путем. В конце концов, я мог ориентироваться только на Мармидона. Если он ни при чем, я могу угрохать на поиски в этом крольчатнике дней десять. Причем без всякой пользы.
От коридора ответвлялись идущие то вверх, то вниз лестницы. Куда они вели, указывали надписи на стенах. Я на это рассчитывал. Сюда, должно быть, являлось множество мирян и пришлого духовенства, у которых были какие-то дела в канцелярии и кабинетах собора — в незасекреченных отделах, конечно. Вот и он: «Мармидон — 413».
Он посвященный Пятой степени, а этот ранг расценивался достаточно высоко. Еще две ступени — и он становится кандидатом на Первую степень, то есть — на получение звания Адепта. Поэтому я решил, что он не простой священник, капеллан или миссионер, а, скорее, принадлежит к руководящей верхушке собора. Но тут мне пришло в голову, что я не знаю, в чем состоят его обычные обязанности…
Я шел теперь с удвоенной осторожностью. На площадке третьего этажа путь преградили ворота из сварной стали. Они были заперты. «Неудивительно, — подумал я. — Добрался туда, где обитает высшее духовенство». Ворота были не настолько высоки, чтобы ловкий человек не смог перелезть через них.
Помещение, куда я попал, внешне не отличалось от предыдущих. Но по коже пробежали мурашки — так много было здесь энергии сверхъестественного.
Четвертый этаж не походил на Мэдисон-авеню. Коридор здесь был облицован кирпичом, с цилиндрического свода свисали масляные лампы, имеющие форму чаши Грааля. По коридору метались огромные тени. От стен отражалось эхо песнопения. Воздух пах как-то странно — кислотой, мускусом, дымом. Комнаты, должно быть, были здесь очень большие, так как двери, выполненные в виде стрельчатых арок, находились на значительном расстоянии друг от друга. На дверях были лишь таблички с именами, никаких номеров, но я решил, что порядок нумерации здесь такой же, как и всюду.
Одна дверь на моем пути оказалась открытой. Оттуда лился неожиданный здесь яркий свет. Я осторожно заглянул туда и увидел множество полок с книгами. Некоторые книги казались древними, но большинство были современными… Да, эта толстая, должно быть, «Руководство по алхимии и метафизике», а вон та — «Энциклопедия таинственного», а вон та — переплетенная подборка «Души»… Что ж, каждому ученому нужна своя подручная библиотека. Но наверняка здесь проводятся очень странные исследования. Это уж такое мое счастье, что кто-то продолжал работать так поздно ночью.
Я рискнул посмотреть поближе. Скользнул к косяку. В комнате находился мужчина. Один. Он был громаден, выше Барни Стурлусона. Но он был стар, очень стар. Ни волос, ни бороды у него не было. Лицо… такое лицо должно быть у мученика или у мумии Рамзеса.
Старик был облачен в рясу Адепта. На столе перед ним лежала книга, но он не глядел в нее. Неподвижны были его глубоко посаженные глаза, а руки медленно двигались по странице. Я понял, что он слеп. Книга, однако, была обычной, это не был шрифт Брайля.
Свет, вероятно, включался автоматически. А может, за полками работал еще кто-то. Я тихо скользнул мимо дверей.
Кабинет Мармидона оказался несколькими ярдами дальше. Под его именем и рангом на латунной дощечке было обозначение:
«ЧЕТВЕРТЫЙ ПОМОЩНИК — ЗВОНАРЬ».
Ради всего святого, этот недомерок, он что — звонит в колокола?
Дверь была заперта. Я мог бы вывинтить задвижку или шурупы, на которых держались дверные петли, для этого у меня был нож. Но лучше подождать, пока рядом совсем никого не будет. А тем временем я, пожалуй, суну нос в…
— Кто тут?
Я мгновенно обернулся. В дверях своего кабинета (того, который выходил в библиотеку) стоял Адепт. Он опирался на посох. Но его голос звучал как-то странно, так что мне не верилось, что он вообще нуждаетя в опоре. Меня охватила тревога. Я и забыл, каким могуществом обладают маги. А он — маг.