— Черт возьми, никогда даже не слышал, чтобы Святые являлись подобным образом, — удивился Чарльз.
— Адмирал, прошу вас… — отозвался Карлслунд.
— Что ж, это верно, — согласился Янис. — Демоны вселяются в одержимых. Но Святые, в отличие от демонов, никогда не вселяются в чужое тело.
— Может быть, и вселялись, — возразил Грисволд. — Мы иногда с пренебрежением относимся к доказательствам существования взаимного переноса масс при пересечении Континуумов.
— Они не дьяволы, — проговорил Карлслунд, — они никогда не делали этого в прошлом.
— М-м-да, — вмешался Барни. — Давайте подумаем. Дух или мысль из одной Вселенной в другую может переходить без помех. Может быть, Святые всегда так возвращаются к людям — не в телесном облике, а как Духи?
— А может, некоторые все-таки возвращались и во плоти? — предположил Карлслунд.
— Я бы предположил, — заговорил Нобу, — что Святые могут использовать для создания своего тела любую материю. Ведь в воздухе (добавьте несколько фунтов теплосдерживающей пыли) имеются все необходимые атомы. Вспомните, что такое Святой. Насколько мы знаем, это взятая на Небо душа. Так сказать, душа, находящаяся рядом с Богом. Занимая такое высокое духовное положение, она наверняка приобретает многие замечательные способности. Ведь она может черпать из источника всякой силы и творчества.
— Но тогда им вообще не о чем беспокоиться, — заметил Чарльз.
— Господа, — сделав шаг вперед, произнесло мое тело, — прошу вас простить меня, поскольку я еще не совсем освоился с тем, что мне приходится делить с господином Матучеком его тело — вы окажете мне честь, вспомнив, что это совсем не то, что владеть телом собственным. Я еще не знаю в подробностях, что именно заставило вас просить о помощи.
И поскольку я сейчас нахожусь в человеческом теле, у меня нет средств лучших, чем у вас, чтобы узнать, кто этот господин, вселившийся в кота. Тем не менее мне представляется, что я знаю цель его перевоплощения, но давайте, если у вас нет возражений, подождем и вынесем решение на основании более точной информации…
— Ух ты! — Барни выдохнул воздух. — Как ты себя чувствуешь, Стив?
— Неплохо, — ответил я, — и с каждой минутой — все лучше…
Это было весьма неточно сказано. Когда мы с Лобачевским достигли согласия, я ощутил, наряду со своими, его эмоции и мысли. Их мудрость и доброта превосходили всякое воображение. Разумеется, я ничего не мог узнать ни о его земной жизни, ни о том, что делается в сонме Святых.
Мой смертный мозг и заполненная унынием душа не могли постичь этого. Самое большее, что я мог уловить — нечто вроде едва различимой песни, в которой звучали непрекращающийся мир и вечная радость. Все же попробую объяснить, чем стало для меня присутствие Лобачевского. Представьте себе своего самого старого, самого лучшего друга и в общих чертах поймете, на что это похоже.
— Мы почти готовы, — обернулась к нам Джинни.
Вместе с Грисволдом она установила на столе доску Сунуя — простейшее устройство для тех, кто не имеет рук, а лишь лапы. Покачивая ногами, Джинни уселась на краю стола. У нее были очень стройные ноги. На это обратил внимание даже Лобачевский, хотя это вылилось у него в основном в то, что он принялся составлять уравнения, описывающие их форму.
Свертальф занял место возле прибора. Я, готовый задавать вопросы, склонился над столом с другой стороны. Тишину нарушало лишь наше дыхание. Планшетка двинулась. К ней был пристроен кусок мела, заколдованный тем же заклинанием, которое приводит в движение помело.
Написанную фразу прочли все.
«Я — Янош Больян из Венгрии».
— Больян! — задохнулся Фалькенберг. — Господи, я совершенно забыл о нем! Не удивительно, что он… но как…
— Это для меня большая честь. Ваши работы вдохновляли меня, — с низким поклоном произнес Лобачевский.
Ни Больян, ни Лобачевский не желали уступить друг другу в любезности. Кот встал на задние лапы, поклонился, затем стал отдавать по-военному честь. Планшетка снова пришла в движение, выписав строку цветистых французских комплиментов.
— Кто это все-таки? — прошипел за моей спиной Чарльз.
— Я… я не помню его биографию, — так же шепотом ответил Фалькенберг, — но помню, что он был восходящей звездой на небосклоне неэвклидовой геометрии.
— Я посмотрю в библиотеке, — предложил Грисволд. — Похоже, что этот обмен любезностями может продолжаться еще долго…
— Похоже, — шепнула мне на ухо Джинни. — Нельзя ли их чуть поторопить? Мы с тобой уже давно должны быть дома. Если зазвонит телефон — жди очередных неприятностей.