— А в чем? — Рой тряхнул головой, проясняя в мозгах, и снова взялся за ложку. К счастью, добавки ему Марь Филипповна положила едва ли половину — если очень постараться, то можно попробовать справиться.
Даже невзирая на налившиеся тяжестью веки и потерявшие твердость руки.
— Мой фирменный ингредиент — лебеда! — гордо объявила Марь Филипповна. — Простая лебеда, которая у нас на пустыре растет, представляете? — хихикнула она. — Ее, конечно, надо знать, когда собирать, да еще чтобы подальше, чтобы чистенькая была, пылью да грязью с дороги не оскверненная, а еще потом приготовить, и нарезать правильно. Ой, — разочарованно пригляделась она к окончательно раскисшему Рою. — Да вы же засыпаете совсем… Ну еще ложечку–то, а? А потом и в кроватку можно, отдыхать, умаялись, поди, по дороге!
— Ух ты! — восхитился Ерик, распахнув канал на полную. — Что–то совсем серьезно тебя развозит, но только это точно не свекольник, там нет ничего, чтобы в сон клонило.
Часть сонливости он очень быстро перетянул на себя, но оставшегося все равно хватило, чтобы Рою казалось, что он удрал из–под наркоза, не дождавшись, пока тот полностью подействует.
— Лебеда, — выдохнул он.
Как выяснилось, вслух, потому что Марь Филипповна, пробежавшая вперед, чтобы помочь доползти до кровати, радостно закивала:
— Лебеда, она самая! Только сами так делать не вздумайте, потому что надо точное время знать, когда собирать — старая не годится, она жесткая и невкусная. Нужно молоденькую брать, на второй трети созревания, — бесхитростно добавила она.
— Лебеда, — сконцентрировавшись последним усилием воли, передал Рой Ерику. — Семейство Амаран… Ама… Амарантовых! В сочетании с мандрагорой — убийственный транквилизатор. Разбуди!!! Полночь…
Кажется, Ерик ответил, что непременно.
Рой очень на это надеялся, рушась на кровать прямо в костюме, и чувствуя, как Марь Филипповна заботливо накрывает его покрывалом.
Спасибо, что не с головой, как какого–нибудь покойника.
Ему приснился давешний мерзкий кошмар — про старый сарай, в котором довелось ночевать в далеком детстве. Кроватей, как таковых, тогда еще не изобрели, спали кто на чем горазд. Богачи — на ложе; зажиточные люди на лавках и ящиках с разными непортящимися продуктами. Остальные — как получится. Рою за работу кров и охапку сена посулили — щедрое, между прочим, предложение для нищего бродяги. Он, вроде бы, на тот момент уже обнаружил в себе кое–какие способности, и внаглую ими воспользовался, чтобы справляться с нехитрым поручением хозяев.
Охапка, почти стожок, доставала аж до крохотного окошка сарая, и казалась мягче любой перины. Рой впервые за несколько дней сладко заснул, но среди ночи безмятежный сон отчего–то прервался. Не понимая, в чем дело, и почему так тревожно на душе, он еще какое–то время повертелся среди ароматной сухой травы, а затем — почти случайно — выглянул в окно.
С той стороны, отделенное лишь хлипкой поперечной деревяшкой, на него смотрело чужое лицо — белесое, как жабье брюхо, и бесформенное. С темными провалами глазниц, и едва наметившейся трещиной рта.
Такого ужаса Рой ни до, ни после не испытывал. И дальше этого места сон обычно не шел. Но теперь тяжесть, лежащая на сердце, плавно пошевелилась и неожиданно обрела вполне реальный образ.
Проявляющиеся тени подозрительно быстро соткались в миниатюрное чудовище, щетинящееся конечностями не хуже, чем какая–нибудь голова Медузы так называемыми волосами.
— Вставай, на работу пора, — сладко зевнув, сказало оно.
— Ерик, — с облегчением выдохнул Рой, бессильно оплывая по кровати.
В комнате царила чернющая чернота — занавесочки от Марь Филипповны исправно делали свое дело, не пропуская ни лучика из намертво задраенных окон. О том, что окна задраены, догадаться было не сложно — по редкостно спертому воздуху и жаркой духоте.
— Ты просил в полночь тебя разбудить, — напомнил напарник, очень довольный собой и хорошо выполненным поручением.