— А что, в деревнях ваших воздух ещё свежее? — попытался понять Рой.
Марь Филипповна, первой добравшаяся до края, встала, загородив тропку, и оглянулась:
— Конечно, — как само собой разумеющееся, подтвердила она.
— Вон в той, например? — Рой махнул рукой в сторону виденных раньше точек предполагаемого домашнего скота.
— Естественно, — в голосе Марь Филипповны появились недоумевающие нотки.
— Ясно, — не стал нарываться Рой на дальнейшие подозрения.
В самом деле — что тут непонятного? Здесь воздух свежий, детишек исцеляет, а в деревне, в паре километров отсюда — еще свежее. Коровы, наверное, дополнительно озонируют. Или козы — кого он там видел, с лужайки–перемычки между озером и болотом?
— Надо будет зонтик взять, не забыть, когда в больницу побегу, — Марь Филипповна подождала, пока Рой выберется наверх и мотнула подбородком в сторону сгущающегося на горизонте марева.
Марево, еще недавно синеватое, уверенно набирало цвет и глубину. Прямо тучи над головой у шефа, только не окультуренные и послушные, а дикие, сизые и непредсказуемые.
Взметнувшийся ветерок поднял пыль и пригладил выгоревшие клочки травы под ногами. Звон насекомых на миг стих, а затем грянул с утроенной силой.
— Пойдемте уже, Рой Петрович, — заторопилась Марь Филипповна, — завтра, если хотите, с самого спозаранку сюда придем, успеете еще налюбоваться и наплаваться в одиночестве, а сейчас того и гляди под дождик попадем, а у меня зонтика с собой нету. Шляпа вот есть, а зонтика нет. Я вам, конечно, свою могу дать, да только не налезет она на вас, вы вон какой видный мужчина. Вам покушать надо, и спать лечь. Знаете, как хорошо в дождик спится? Только бы не загромыхало и сверкать не начало, у вас занавесочки–то тоненькие, разбудит еще. А может, я вам шторки быстренько повешу, толстые? У меня их две пары, одна совсем новая, ненадеванная еще, то есть, непользованная. Верочку позову, умелицу нашу, мы с ней вдвоем быстро–быстро справимся, глазом моргнуть не успеете.
Рой, у которого еще пироги не полностью переварились, несмотря на все перебежки с последующим купанием, неопределенно хмыкнул и легонько похлопал себя по оживившемуся Ерику:
— Прекрасные у меня занавески, — убедительно сказал он, попутно как можно прозрачнее намекнув напарнику, что послеобеденный сон им обоим вряд ли светит. — Да и есть, честно говоря, пока не особенно хочется. У вас, Марь Филипповна, такие пироги волшебные, что с утра попробовал — весь день свободен.
— Это да, это вы точно заметили, — с какой–то неправильной интонацией согласилась Марь Филипповна. Будто в выданном комплименте недостаточно веса оказалось. — Все верно сказали про пироги, у меня они такие, что в городской пекарне денег за рецепт предлагали. Я не согласилась, конечно, потому что Леночке обещала. Да только окрошкой моей сам начальник гарнизона не брезговал. Кушал и похваливал. В отличие от вас, между прочим, — горько закончила она.
Заинтересованный безвременной пропажей пугала из обозримого пространства, Рой едва не пропустил самое стратегически важное из речи Марь Филипповны.
— Что вы такое говорите, — едва не всплеснув руками, что точно было бы уже слишком, срочно принялся исправлять Рой допущенную ошибку. — Какое еще такое отличие? Я просто сказал, что пироги у вас волшебные, а от окрошки вашей отказываться и не думал! Кто же в здравом уме и твердой памяти откажется от вашей окрошки? Я, может, вообще исключительно ради нее ваш поселок инспектировать согласился, — вспомнив, что местные уверены, будто каши маслом не испортишь, разошелся он.
— Что, правда? — расцвела Марь Филипповна.
— Самая, что ни есть, — уверил Рой.
Знать бы еще, что это такое, подумалось ему. В инструктаже по поводу местного меню основной упор шел на пельмени и их всевозможные производные. Также упоминались блины с пирогами, каши, борщи — то есть, вареный винегрет в различных вариациях — и экзотический суп из порченой капусты. Ни вареный винегрет, ни испорченная капуста Роя не пугала — желудок Вечного способен усвоить почти любой белок, к тому же, в джунглях Амазонки и не такое пробовать приходилось. Не говоря уж о северной границе Канады, особенно в период обострения эпидемии, вызванной болезнью, больше известной, как Золотая лихорадка.