— О! — подняв кверху толстенький указательный палец, наставительно произнесла Марь Филипповна. Горка оливье в пиале Роя безнадежно утопла в новой порции газировки. — Как и говорила, сейчас дождичек хлынет. Вы кушайте, кушайте, — она ловко обмотала принесенный тазик полотенцем и полезла в холодильник, — покушаете и отдыхать ляжете, а я пока в больницу к сестре процедурной сбегаю, к Надюшке. Как думаете, обязаны в карте медицинской написать про закодирование, или это в городскую запрос отправлять потребуется?
Рой, ни о чем таком думать в данный момент не способный, промычал что–то невнятное.
— Вот я тоже так считаю, — не стала спорить Марь Филипповна. — В карточку надо все записывать, иначе потребуется укол какой–нибудь поставить, а он из–за закодирования не подействует, бывает ведь такое? Или, наоборот, подействует, но не так. Это ведь до смертоубийства дойти может, а завхоз нам еще очень даже нужен. До него такие завхозы тут работали, что потом ни ведра, ни гайки не найти, зато к людям со всей душой, и выпить на праздники, и пошутить, и в общественной самодеятельности участие принять. Одного такого даже посадили, — шепотом поделилась она, — участковый Мормышкин его на пятнадцать суток за пьянство упек. Так тот протрезвел, и уволился. Обиделся, значит. В общем, много кого сменили, пока Кольку не назначили. Он здесь живо за дело взялся, учет наладил, даже бит поначалу бывал. Мужики–то наши привыкли, что коли общественное, значит, ничье, а Колька даже за бутылку поделиться не соглашался, только при наличии официальной бумаги. В общем, и так с ним, и эдак, и по–хорошему, и по–плохому, а он, кабан здоровый, на плохое не реагирует, первым здороваться перестал, только откуда–то такой самогон делать начал, что к нему понемногу весь поселок шастать повадился. Все по–своему перекроил, теперь с ним дружить хотят, а он рожу воротит. Да еще больше литра в одни руки не дает, только на праздники, на свадьбы какие или на похороны. Прям минздрав, а не самогонщик.
Как ни старался Рой понять, чего больше в рассказе Марь Филипповны — уважения или осуждения, так и не смог. А портретик действительно интересный вырисовывался, гладкий, как в учебнике. Только надписи поверху не хватало «носитель серости»; остальное все присутствовало в полной мере.
— Ох, спасибо, Марь Филипповна, — Рой усилием воли сдержал рвущуюся наружу отрыжку, свято помня различия между благодарностями во времена древней старины и нынешней цивилизованности.
Неведомая газировка возмущенно долбанула в нос, спустилась обратно в желудок и там недовольно затаилась.
— На здоровье, Рой Петрович, на самое хорошее и крепкое здоровье! — расплылась Марь Филипповна. За окном сверкало и погромыхивало, но уже гораздо менее уверенно. — Сейчас пойду, посудку помою, тесто проверю, дождик–то уже и поменьше пойдет. А вы непременно отдохните, чтобы вечером свеженьким быть, как огурчик. Я Верочку попрошу, она вам все–все про выделенные льготы расскажет. Митька — про школу, а я про Дом Культуры наш. Не зря столько лет там трудилась, и сейчас всегда помогаю, никогда не отказываю. Вы как своими собственными глазами все увидите, даже идти не придется, только в понедельник в промтоварный наведаемся, мне с вами сподручнее будет, а там отчетик напишем, подмахнем, в центр отправим, и еще немного отдохнем, сколько захотите!
Радужная картина, нарисованная Марь Филипповной походила на действительность как хорек на эскимо. Это даже совсем не местный Рой понимал. Но поскольку задача перед ним стояла совершенно определенная, требующая для решения хотя бы ознакомления со здешними неписанными правилами, то кивал он в ответ безмятежно и даже радостно.
— Ну все, пойду я, — заторопилась Марь Филипповна, — а вы, ежели раньше проснетесь, про пирожки–то не забудьте. Доешьте обязательно, у меня уже новые на подходе, еще вкуснее, не эти, скороспелые. Хотя эти тоже ничего, но другие совсем вкуснотища, вам обязательно понравится.
— А-а… А как выглядит этот ваш завхоз? — едва не забыв, о чем хотел спросить, после наказа в одиночку доесть утренние пироги, поинтересовался Рой. — Вы уверены, что он не захочет сам со своим самого… коньяком, то есть, к нам зайти? Он ведь где–то здесь проживает, насколько я понял. Неловко как–то получиться может.
Поганка Ерик проснулся только после второго осторожного прикосновения. Как жрать и веселиться, так он всегда первый, а как работать — не добудишься.
— Как выглядит, — задумалась Марь Филипповна. — Ну, как? Обычно выглядит. Здоровый, высокий, хмурый, — Ерик, допетрив, наконец, что от него требуется, спешно срисовывал портрет из плывущих представлений Марь Филипповны.