Со зрительной памятью у нее оказалось, к счастью, все в порядке, поэтому ни по поводу цвета глаз, ни на тему особых примет Рой спрашивать ее не стал.
— Понял, спасибо, — выпроваживая удивительную боевую женщину, поблагодарил он, — близко подходить не стану, предоставлю разбираться профессионалам своего дела.
Марь Филипповна польщено зарделась, видимо, четко ощутив полную искренность. Рой действительно не врал — умолчал только, что в роли профессионалов придется выступать им с Ериком.
— Подъем, — тихо скомандовал он, едва дождавшись, когда за Марь Филипповной захлопнется дверь. — На том свете отоспишься, — пообещал он, дав себе зарок сразу по прибытии в штаб выбить для напарника полноценный отдых. В конце концов, шеф ему паек обещал? Обещал. Вот пусть временем и выдает. Никто ведь не виноват, что фамильяр через Роя питается, и дополнительная жратва ему нафиг не сдалась. — Докладывай, — попросил он Ерика, опустившись в одно из двух жестких кресел.
Местная газировка, подло затаившаяся до поры до времени, не преминула попытаться спустить пар через нос.
— Извини, — булькнул Рой, когда Ерик недовольно фыркнул. — А ты чего хотел? Ели вместе, выхлоп, соответственно, тоже общий. Все, не отвлекайся.
Свободно общаться с напарником на людях — то же самое, что кадрить двух девиц на двоих. Переглядываться и о дальнейших действиях договариваться сколько угодно можно, особенно, если девицы сами заинтересованы, либо излишне наивны. Тут все прокатит — и звонок любимой приболевшей родственницы, сделанный из соседней комнаты, и срочный вызов на службу, если у одного что–то не складывается, а у второго все на мази. А вот если девушки хоть что–то заподозрят, тогда лучше вообще не продолжать. Все равно ничего хорошего не выйдет.
И впечатлениями — в обоих случаях — лучше делиться не на месте, а постфактум, когда вдвоем остаешься. Тогда никто из девиц случайно не узнает, что у одной ноги кривоваты, но с пивом потянет, а вторая, хоть и красивая, но слишком серьезная, наверняка потом жениться потребует.
Так и с Ериком. Пока никто ничего не заподозрил, Рою и заминки, когда он на ментальной волне общается, с рук сходят, и всякие не очень понятные действия вроде потери в кармане пиджака перьевой ручки, в озере потом всплывающей. А вот раз уж, наконец, наедине остались, пора сведения прорабатывать, а то опять кого–нибудь в гости принесет.
В принципе, расклад и так уже понятен до прозрачности. В поселке, где наблюдается риск повышенной серости, в общем–то, все пока в порядке. И так оно и дальше предположительно пойдет, до тех пор, пока с выявленным артефактом — природной защитой — ничего не случится.
Некоторые подозрения вызывала лишь невыносимая легкость, с которой найдены подозреваемые, а также большая безопасная неведомая магическая фигня, померещившаяся Ерику в третьем озере.
— Верно излагаю? — сурово спросил Рой нацеливающегося снова надуться напарника.
Обижаться тот передумал, вместо этого сложился в кляксу с неровными краями и послал невнятный отпечаток ускользнувшей ауры, якобы с упомянутой фигни снятый.
На эксперта, даже походного, Рой, если честно, не тянул. Но кое что все–таки умел. Проложил отпечаток защитой, чтобы не навредить, затем активировал выданный счетчик и снял показания с расчетом на водную среду. На особый результат, разумеется, не рассчитывал — сам ведь все проверил на месте, ничего не нашел. С другой стороны, запросто отмахиваясь от якобы не укладывающихся в общую картину деталей и мелочей, долго не проработаешь. Сгинешь — и дело с концом.
Счетчик послушно считал показания. Рой его еще раз подзарядил, для надежности, и проверил повторно.
— Ну что я могу тебе сказать, — вздохнув, поведал он Ерику. — Если бы Золотая рыбка нуждалась в пищеварении, ее экскременты, извини за выражение, именно так и выглядели бы. Почему Золотая рыбка? — переспросил он в ответ на выпущенную струйку скепсиса. — Да потому что она из данной местности ушла еще раньше, чем Тритоны с древнего Кипра.
Ерик озадаченно свернулся в мохнато–кожистую сардельку и принялся размышлять. Вслух, если можно так выразиться, то есть, на самой доступной Рою волне.
С одной стороны, напарник допускал, что у него тоже могли нервишки расшалиться, поэтому и вышло так эмоционально на остаточные явления отреагировать. С другой — Рой же его не первую сотню лет знает, должен понимать, что если у химеры–оборотня шалят нервы, то уж точно не из–за несуществующих какашек Золотой рыбки, вздумавших фонить через тысячелетие.
С ощущениями Ерика Рой точно спорить не собирался — сам во всем свалившемся на них везении не мог перестать подвох чувствовать. Но и соглашаться не спешил: