Выбрать главу

И все это на фоне лопухов, репейника и клонящегося к закату солнца.

— Только не зубами, — поспешно скомандовал ему Рой. В самом деле, с прокушенным ботинком сложно поверить, что это от нежелания расставаться. — Да тут шероховатость какая–то, я бы ее убрал, — пояснил он вслух Марь Филипповне.

— Да не зубами, конечно, лапками, — досадливо передал Ерик.

— Молотка нет, — одновременно с ним покаялась Марь Филипповна. — Только у завхоза спрашивать, он у нас мужик мастеровитый, наверняка и молоток найдется, и пила, и даже дрель. Хотите, я быстренько сбегаю?

— Не переиграй, — предостерег Рой напарника. — Не надо бегать, — остановил он Марь Филипповну, точно зная, что беготня ничего не даст: завхоз Ериком занят, прощание славянки устраивает. — Лучше здесь найдите что–нибудь тяжелое, — Рой подмигнул встрепенувшемуся физруку. — Есть тяжелое?

— Тяжелое есть, — оживилась Марь Филипповна. — Вазочка хрустальная, вон, в шкафу на полочке стоит. Давеча на ногу управдому нашему свалилась, думали, перелом будет, ан нет, ушиб средней тяжести, как в больнице сказали. Неделю потом забинтованный ковылял, и еще полгода на процедуры бесплатные ходил, а вазочке хоть бы хны. Ей попробуйте, — предложила она.

— Легко, — снова переглянувшись с ошалевшим Димитрием, ухмыльнулся Рой.

ГЛАВА 14. Кому банкет, кому работа

Судя по реакции большей части собравшихся, некоторые двинутые оказались немного меньшими психами, чем предполагалось изначально. Вера Дмитриевна тоже не слишком разделяла оптимизм Марь Филипповны в отношении вазочки, на поверку оказавшейся чем–то средним между пепельницей и миниатюрной копией стандартного надгробья. Кстати, действительно хрустального.

Сама Марь Филипповна, этот убийственный вариант и предложившая, между прочим, под шумок куда–то смылась.

А, нет, вернулась:

— Полотенчиками! Полотенчиками на всякий случай оберните, — вкатившись обратно с ворохом разноцветных махровых тряпок, задыхаясь, предложила она. — Ежели все–таки хрустнет, вазочка–то, чтобы вы ручки свои не порезали! Ох!

Вытряхнутый, наконец, из кепки Ерик, катался вокруг облюбованного армейского ботинка — правого, кажется — от хохота промахиваясь, но честно норовя вцепиться в него всеми четырьмя лапками.

— Изо… изоленту попроси, обмотать для крепости, — подергивая изображением, веселился он.

— А я камень на кухне видела, — звонко сказала Ада, ловко ввинтившись между Роем и Марь Филипповной, накручивающей полотенца на обреченную пепельницу–надгробье. — Он большой и тяжелый, может, тоже подойдет?

— Точно! — ахнула Марь Филипповна, едва не выронив весь полотенцевый кокон вместе с опасным содержимым. Помня о печальной судьбе раненого управдома, Рой, на всякий случай, подставил сразу обе ладони для страховки. — Это же гнёт! Гнётик там лежит, для засолки! А я все думала, куда же я его засунула! Держите, — упустив полуобмотанную пепельницу в раскрытые ладони ничего не понимающего Роя, она опрометью рванула из комнаты.

В полете, даже в таком коротком, несостоявшийся молоток набрал еще немного веса, едва не потянув с собой Роя по приземлении.

— Вот! — тут же телепортировавшаяся обратно удивительная боевая женщина гордо предъявила… булыжник.

Насколько Рой успел приобщиться в штабе к местной культуре, здесь такое называли как раз оружием пролетариата, а никак не гнётом. Похоже, в исторических справках, посвященных среднему востоку, скрывалась масса мелких неточностей, если не откровенных ошибок. Ну, или психоз слишком стремительно прогрессировал за последние полстолетия.

Ерик, наконец, добрался до цели — обхватил лапками переднюю часть ботинка и выразительно потерся об него мордочкой.

Рой, поглаживая табурет в поисках несуществующей неровности, приготовился наблюдать душераздирающую сцену прощания. С уговорами и даже — не хотелось бы, конечно — скупой мужской слезой.

— Что–то больно тебе обувка моя нравится, — мрачно изрек завхоз. — Неужто в падаль или в дерьмо какое по дороге ботинком вляпался?

Скупая мужская слеза все–таки пролилась — Рой от неожиданности проехался булыжником по пальцу. Несильно, но с полагающимися из глаз искрами и нервным смешком, тут же перешедшим в хохот пополам с болезненным шипением.