— Да ладно, это же полезно! — возмутился Ерик.
— Ага, правда, что ли? — не согласился Рой.
— Ну, по крайней мере, хуже точно не будет, — Ерик пошевелился и притих, явно посчитав тему закрытой.
— Хорошо. Тогда спим дальше, — Рой украдкой зевнул и поглубже закопался в подушку.
— Спим–спим, — от Ерика повеяло неприкрытым скепсисом.
Действительно, под стеклянный дребезг тарелок, звон столовых приборов и причитания Марь Филипповны продолжать спать смог бы разве что мертвец, и то не факт. Но удивительная боевая женщина и на этом решила не останавливаться:
— Душно тут у вас, и едой пахнет. Нехорошо, — громко объявила она и куда–то пошла.
Рой, если честно, уже несколько отчаявшийся снова заснуть, слегка приободрился. А зря.
— Вот так–то лучше будет, — неизвестно кому сообщила Марь Филипповна. И резко раздернула занавески, впустив в комнату яркий солнечный свет, мощностью не меньше тысячи киловатт.
Свернувшийся под надежным одеялом Ерик только хихикнул, когда Рой, не отрывая головы от подушки, принялся мычать и искать, чем бы таким плотным накрыть лицо и глаза.
— Сейчас–сейчас, — зловеще пообещала Марь Филипповна, — сейчас станет гораздо лучше.
Надо было сразу применять экзорцизм. Вдруг сработало бы?
С грохотом бабахнула балконная дверь, и в комнату влетел теплый сквозняк, неся с собой оглушительные птичьи вопли. Пахнуло мокрой травой, свежестью и нагретой на солнце землей. Рой почти простил было Марь Филипповне бесцеремонное самоуправство, как вдруг следом раздалось на редкость мерзкое «ж–ж–ж», и по голой руке шустро прошествовали невесомо–щекотные лапки. Чертова муха, наверное, со вчерашнего вечера караулила под окном, рассчитывая поживиться остатками пиршества.
Непонятно только, почему между столом, на котором оставалось все меньше вкусного, и их с Ериком кроватью, подлое насекомое выбрало кровать. Неужели от них пахло приятнее с точки зрения мухи?
Роя передернуло.
— Вот так, вот так! — возрадовалась Марь Филипповна, судя по звукам, вернувшись к основной диверсии в виде канонады, издаваемой посудой. — И воздуха больше, и кислорода полезного, и ветерком обдувает
Понемногу зверея, Рой незаметно двинул локтем. Муха, использовавшая его в качестве аэродрома, с удовольствием сменила место дислокации, перелетев на открывшееся предплечье.
— Так! Вот это все в раковину, — скомандовала сама себе Марь Филипповна, — сейчас уберусь, и сразу все перемою. Это — в холодильничек, чтобы не испортилось раньше времени, а это — в пакетик приберу, Дарь Михайловне отдам, свинкам ее, чтобы им тоже покушать перепало, животинкам полезным. Они ведь, свинки–то ее, породистые, что попало кушать не станут, только свеженькое, домашнее. На тухлятину какую нипочем внимания не обратят. Зато им можно все вперемешку покидать, тут–то они не особенно разборчивые, винегретик им можно сразу с капусткой подавать, с шубкой, с селедочкой, тут все равно одна ложечка только и осталась.
Насколько Рой знал, во всем мире свиньи жрут все, включая твердые плохо перевариваемые предметы. В некоторых особо опасных местах, вроде гангстерских притонов, их даже используют для уничтожения всяческих улик. Кинул такой полезной животинке труп, к примеру, и через некоторое время ни одна лаборатория концов не найдет. Человеческая, естественно. Про Небесную канцелярию, где работают профессионалы самой различной направленности, включая некромантию, речи не идет.
Надоедливые лапки просеменили от предплечья до ладони и исчезли. Не успел Рой обрадоваться, как противное «ж–ж–ж» раздалось снова — теперь уже у самого лица.
— Значит, вот этот вот салатничек для свинок, потом в пакетик переложу, который порвался немного, его не жалко, а чтобы ничего не просыпалось и не вытекло, вторым оберну, у которого ручка оборвана, — Марь Филипповна явно слишком долго жила одна. Или — что еще хуже — каким–то образом вычислила, что Рой уже совсем не спит, и даже не дремлет, а поэтому старалась вовлечь его в беседу, как могла. Ерику, свернувшемуся под одеялом, так вообще казалось, что она вещает в мегафон. — Тоже, наверное, надо в холодильничек пока положить, пока посудку мою, чтобы не прокисло и не заветрилось. А то свинки–то у Дарь Михайловны… Ох, да что же это?! — всполошилась Марь Филипповна.
Подлая шестиногая тварь с крыльями, видимо, решила, что в одиночку некрасиво наслаждаться внезапно найденным роскошным плацдармом для взлетов и посадок. И то ли размножилась прямо на лету, то ли кинула клич для товарок. Теперь по Рою скакали сразу трое или четверо самонаводящихся планеров. Один упорно лез в лицо, преимущественно в район носа, а остальные предпочитали пешему скалолазанию отработку приземления и последующего пробега.