– Могу ли я задать вам нескромный вопрос?
– Слушаю вас, – толстяк перестал пререкаться со своей женой.
– Скажите, пойман ли тот английский парашютист? Весь город только и говорит о нем.
– Нет… Пока еще нет.
– Интересно. Ведь это живой человек, а не иголка в сене?
Ногти Рачинской неожиданно впились в руку Альберта. Крыхняк сгорбился, втянул голову в плечи. Слева от него стояла разгневанная жена, справа – наступал любопытный архитектор.
– Найдем…
– Парашютист прошел, наверное, специальное обучение. У него, конечно, есть гражданская одежда, оружие, деньги и липовые документы. Может быть, как раз теперь он веселится в варшавской «Полонии»? Или… – захихикал архитектор, – явится к вам под видом офицера госбезопасности? Ищи ветра в поле!
Ногти хозяйки все глубже впивались в руку Альберта, рука начала гореть. Партнерша архитектора между тем уселась в кресло, закинула ногу на ногу и бесцеремонно уставилась на Альберта. На него смотрели также архитектор, Крыхняк и два других бриджиста. Крыхняк мямлил что-то, вытирав потный затылок. Казалось, он один не понимает смысла этих взглядов.
Хозяйка, наконец, отпустила руку Альберта. Поставила новую пластинку.
– Потанцуем, – предложила она Крыхняку. Толстяк танцевал, смешно подрыгивая ногами и крутя задом. Низенький, он то и дело задевал носом массивный бюст хозяйки. Это возбуждало Крыхняка.
Альберт подошел к «невесте» архитектора. Ее некрасивая, увядшая кожа, кое-где покрытая пятнами экземы, показалась ему отвратительной.
– Вы любите опасные игры? – спросил он беспечным тоном, целуя ее руку.
Альберт решил, что такое начало разговора соответствует стилю местных донжуанов.
– Вы говорите по-английски? – спросила женщина. К ее английскому произношению нельзя было придраться.
– Да… – ответил Альберт после некоторого колебания. А про себя подумал: «Следует считаться с примитивным воображением этих людей и напускать как можно больше таинственности».
– Я провела в Англии всю войну. Вернулась с небольшим капиталом и открыла здесь швейную мастерскую. А вы?
– Я историк.
– Учитель? Он кивнул.
– Да. Ищу работу. Могу давать уроки английского языка.
– Преимущественно красивым женщинам, не правда ли?
В дверях гостиной Альберт увидел уже одетую панну Рамуз. Он извинился и поспешил к выходу. Через минуту они уже шли по улице. Он взял девушку под руку и повел ее довольно быстро, боясь опоздать на встречу с Миколаем.
У него не было ничего важного для передачи, просто хотелось увидеть лицо Миколая, услышать его голос, дружеский и сердечный, голос человека, которому он мог доверять.
– Как видите, я все-таки вернулся оттуда. И послезавтра зайду к вашему отцу.
– Куртман не вернулся. Я предчувствовала это. Предчувствовала уже в ту минуту, когда провожала его к автобусу.
– Вы любили его?
– Нет… Да, да, – быстро поправилась она. – Я с ним целый год, как у нас тут принято говорить, «ходила». Его считали моим женихом. В сущности, он был мне безразличен до того момента, пока не решил уйти в лес. Я возражала, но именно это решение сделало его героем в моих глазах. Я немного сентиментальна. Тосковала о нем, боялась. А это привязывает женщину к мужчине. Ваш знакомый не рассказывал подробностей о смерти Куртмана?
– Вы еще кого-то провожали в Домброво?
– Школьного товарища. Он был немного влюблен в меня, я не знала об этом. Когда он уходил в лес, неожиданно объяснился мне в любви. Я удивилась, никогда о нем не думала. Он погиб. Я часто поддразнивала Куртмана рассказами о том человеке, о его признании в любви. Может быть, потому Куртман и решил уйти к Роките? Если так, то именно я виновата в его гибели.
Девушка начала всхлипывать, как ребенок.
– Вы проявили большую жестокость, – буркнул Альберт.
Он был зол на нее. Может быть, за ее глупость.
– У вашего отца в кабинете висит картина Гроттгера, на книжной полке стоит «Верная река» Жеромского. Мужчина, который не хочет быть убитым, кажется вам неромантичным. Вы заставили его уйти в лес. Не стоило дразнить его тем сумасшедшим. Куртман погиб, но не по вашей вине. Ему устроили побег, он согласился стать осведомителем. Кто-то сообщил Роките. Куртмана застрелили, как только он явился в свой отряд. Я видел его через три дня. Он лежал на лесной тропинке, подогнув ноги, весь облепленный муравьями.
– Вы врете, врете! – истерически крикнула девушка. – Ложь… Ложь… Все неправда.
Они стояли друг против друга на узкой улочке, застроенной полуразвалившимися домишками. Ставни на окнах были плотно закрыты, дома казались вымершими.
– Не понимаю вас. Вы хотели стать любовницей Крыхняка, чтобы спасти Куртмана. Теперь же вас пугает мысль о том, что он хотел спасти свою жизнь, предав товарищей.
– Я хотела «продать» только себя. А он… других. Это разница. – Теперь уже не жалость, а ненависть к Куртману звучала в ее голосе.
Девушка повернулась и бросилась бежать, громко стуча каблуками по неровным плиткам мостовой.
– Я уже третий раз приезжаю сюда, – сказал Миколай. – Ты был в монастыре?
– Да.
– Есть что-нибудь интересное?
– Нет.
– Как дела с «хрустальным зеркалом»?
– Отстань! Ведь ты все равно не веришь в эту чепуху…
Миколай замолчал, обиженный резкостью Альберта. Курили, молча глядя на светящийся спидометр.
– Я побывал у Рамуза, облазил монастырь сверху донизу, до потайных подвалов, – заговорил, наконец, Альберт. – Я знаю все, но не продвинулся ни на шаг вперед. «Хрустальное зеркало» по-прежнему остается загадкой. Ума не приложу, как начать это дело. Топчусь на одном месте.
– Зачем же ты явился на встречу со мной?
– Просто хотел взглянуть на твою физиономию. Я здесь так одинок, кругом враги. Ты понимаешь это?
Недоразумение было улажено, они снова стали друзьями. Миколай похвастался:
– Напал на след любопытной истории. Завтра днем все узнаю. Нащупал контакты, разузнал шифры, псевдонимы. А что будет, если не ты, а именно я раскрою тайну «хрустального зеркала»? Сегодня утром я был в УБ у начальника Яруги.
– Ты с ума сошел! – воскликнул Альберт.
– Яругу я не застал. Меня провели к заместителю.
– Такой толстый? Крыхняк?
– Ты его знаешь?
– Немного.
– Так вот. Я его предостерег. И тебе советую соблюдать осторожность. На завтрашний вечер что-то готовится. Не знаю еще, что именно, завтра днем буду иметь точную информацию.
– Будь осторожен. Влипнешь сам, подведешь меня. Сорвешь всю операцию.
– Тебе кажется, что ты умнее всех. Три раза в день принимаешь ванну, за комнату платишь долларами. Вот новый стиль твоей работы.
– Откуда ты знаешь?
– Здешние дамочки нашептывают друг другу. Жена доктора – жене адвоката, жена адвоката – жене аптекаря и так далее: «Ах, какой он интересный, этот англичанин, какой элегантный!» Ты и в монастыре так себя вел? – иронизировал Миколай.
– Так уж сразу и англичанин? Доллары? Да теперь любой спекулянт платит долларами.
– Ты забыл о ванне. «Это не поляк, раз такой чистюля», – говорят.
– Кто тебе все это рассказывал?
– Подруга твоей хозяйки. Портниха. У нее мастерская на площади.
– Кто она в действительности?
– Портниха. Дама полусвета. Обожает все, что пахнет опасностью. Подыгрывает Роките, подыгрывает Яруге. Например, хочет узнать, куда пропал его сотрудник. Она наводит сведения и сообщает, где и когда кого стукнули. И одни и другие о ней знают. И тем и другим она нужна.
– Понятно, – Альберт кашлянул.
– Ты страшно утомлен, даже позеленел весь, – посочувствовал Миколай.
Он остановил машину у въезда в город.
…Было уже часа три ночи. Старомодная лампа на цепочке давала возможность без труда разобрать надпись на небольшой медной дощечке:
ФРАНСУАЗА ЛИГЕНЗА
Двери и окна мастерской были закрыты рифлеными шторами. Сквозь щели одного из окон пробивался свет: пани Лигенза, по-видимому, уже вернулась от Рачинской. «Интересно, одна она у себя или вдвоем с архитектором? – размышлял Альберт. – А может, это не ее окна?»
К дому примыкал небольшой садик. Альберт вошел в открытую калитку, ощупью пробрался к двери дома. Постучал. Тишина.