— Кончай агитацию, — фыркнул он. — Там, — он махнул рукой куда-то за спину, — брошенный хутор. Пошли, а то, митингуя, на морозе простудимся.
— Но… — начал было капитан.
— Потом, потом, — отмахнулся Григорий Арсеньевич. — Пошли под крышу, а там агитируй, сколько хочешь.
Поняв, что спорить бессмысленно, капитан только махнул рукой. Строй тут же рассыпался. Солдаты поспешно бросились за Григорием Арсеньевичем. Капитан же неспешно повернулся к Василию:
— Ты еще веришь?
— А ты нет?.. Он ведь всех нас спас, там, у раскопа, и из подвала «вывел», как обещал.
Капитан только головой покачал.
— Ладно, пошли, посмотрим, что там за хутор.
Василий подошел к костру, у которого грелась Катерина. Она сидела на груде веток, закутавшись в черную эсэсовскую куртку, которую отдал ей бывший унтерштурмфюрер. Только вот бывший ли? Иногда, вспоминая, как Григорий Арсеньевич общался с немцами, Василий вновь чувствовал сомнения. Тогда, в Гражданскую, все смешалось… А потом… Всякий раз, когда появлялся Григорий Арсеньевич, выходило так, что Василий приказ-то полученный исполнял, но ни одна из тайн Древних не была открыта. О Внутреннем мире Земли — по сути своей, целой планете, полной ресурсов, где неграмотное население страдало под гнетом Ми-го или Старцев, советское правительство и не подозревало. Может быть, Григорий Арсеньевич всего лишь тайный враг? Некий вредитель… Да и то, как барон относится к Советской власти, Василий хорошо знал. Правда, и у него самого порой возникали сомнения, особенно после возвращения из Антарктиды… И все же.
— Пойдем, Катерина, похоже, Григорий Арсеньевич нашел нам пристанище.
Он помог девушке подняться, и они зашагали следом за красноармейцами. Идти было тяжело. Они, как и любые городские жители, не привыкли к прогулкам босиком. Мелкие камешки, сучки больно впивались в босые ступни, из-за чего идти приходилось осторожно. Кроме того, многие лужи уже подернулись тонкой пленкой льда, и «тога» из мешковины была не самой подходящий одежкой. И все же Василий чувствовал холод, но не мерз. Странное свойство организма. А ведь то же самое было с ним пару лет назад в Каракумах. Там он чувствовал жару раскаленной пустыни и ночной холод, но не страдал ни от жары, ни от холода…
Пройдя не более километра, они поднялись на очередной холм и внизу у его подножия увидели большую хату, обнесенную забором из прутьев, за которой к узкому ручейку вытянулись заботливо ухоженные грядки. Посреди огорода одиноким стражем стояло кривое чучело в пиджаке.
«Если хата пустая, так хоть чучело раздену», — поежившись, подумал Василий.
К тому времени, как они с Катериной спустились с косогора, солдаты уже развели в печи огонь и вскрыли погреб, ища припасы. Двоих красноармейцев капитан отправил к ручью за водой. Одного отправил на крышу хаты, чтобы он следил за размытой дождями дорогой, ведущей к этому одинокому домику, затерянному среди бескрайних лесов.
— Интересно, где хозяева? — спросил Василий, подходя к крыльцу, на котором расположился Григорий Арсеньевич.
— Скорее всего, бежали от немцев, да и сгинули вовсе.
— Вы так считаете?
— Да иначе и не будет… — протянул Григорий Арсеньевич. — Отступать наравне с нашими частями они вряд ли смогли бы, слишком быстро немцы продвигаются вглубь страны. А если б не сгинули, то непременно домой вернулись. А так, видишь, никого нет… Ты не стой здесь. В дом ступай. По сундукам пошарьте, не может быть, чтоб они одежду всю увезли.
— Но ведь это мародерство! — вспыхнул Василий.
Григорий Арсеньевич собирался ему что-то ответить, но не успел, на крыльцо вышел капитан.
— Не мародерство, а реквизирование… нет, реквизация…
— Конфискация, — подсказала Катерина.
— Правильно… Конфискация излишков ввиду военного времени, — громогласно объявил капитан. — А ты, оперуполномоченный, должен знать это лучше меня. Так что хватит ахинею нести! Давайте в дом и… по сундукам. Приоденьтесь, а то в таком виде с фашистами не повоюешь — и он отошел от двери, вытащил из нагрудного кармана рваной, грязной гимнастерки пачку немецких сигарет и закурил.
Василий застыл. Нет, капитан по-своему был прав, но…
— Вы идите… идите, — подтолкнул их Григорий Арсеньевич. — Нам тут всем одежа нужна. А то завтра-послезавтра холода вдарят, а с соплями и кашлем много не навоюешь.
Покачав головой, Василий прошел в дом. Если честно, то все это ему не нравилось. Одно дело обобрать чучело в огороде, и совсем другое шарить по сундукам, когда хозяев нет дома. Тем не менее, через полчаса он приоделся в серый выходной костюм. Судя по всему, бывший его владелец был много выше и шире Василия в плечах, поэтому брюки пришлось сильно подогнуть, а пиджак висел на Василии, как на вешалке. Нашлись и сапоги, правда, размера на два больше, чем нужно, но Василия это ничуть не смутило. Что до Катерины, то она нашла пару сарафанов и теплую, отороченную мехом кофточку. Да и солдаты немного приоделись. Одному досталась старая, побитая молью шинель, другому — драный ватник. Теперь весь отряд выглядел еще более пестро.
К тому времени красноармейцы, разграбив подвал, сообразили на стол. Тут были и соленые огурцы, и копченая колбаса, и квашеная капуста, только вот не хватало хлеба. Что же до самогона, то капитан разрешил всем налить по кружке, но не более. Потом послал одного из бойцов сменить часового на крыше.
Остальные, отогреваясь, сгрудились в горнице.
— Ну что ж, товарищи, — взял слова капитан Ефимов, подняв кружку с самогоном, — первые трудности мы преодолели, будем надеяться, что и…
Неожиданно распахнулась дверь, и на пороге появился растерянный часовой.
— Немцы. Бронемашина и пара грузовиков. Едут сюда! — выпалил он скороговоркой.
В горнице воцарилось напряженное молчание.
— Что ж, встретим гостей незваных! — устало объявил Григорий Арсеньевич. — Значит, ты, капитан, бери троих хлопцев и с тыла немцев обойдите. С бронемашиной я разберусь, — пообещал он и, поморщившись, начал стягивать исподнюю рубаху, — а все остальные приготовьтесь. И помните: у нас мало патронов. Пусть немцы подъедут, разбредутся.
— А может, вы их сразу, как там, у раскопа?.. — с надеждой в голосе поинтересовался капитан.
— Как там, у раскопа, не выйдет.
Григорий Арсеньевич поднял левую руку. Кожа на ней потемнела, словно обветрилась на солнце, да и сама рука выглядела тонкой, истощенной, словно принадлежала совершенно иному человеку. Григорий Арсеньевич несколько раз сжал и разжал пальцы.
— Значит, так, — неожиданно продолжал он. — Если у меня ничего не выйдет, то руки в ноги и бежать. Сами в бой не вступайте. Две машины — это человек сорок, а еще бронеавтомобиль… Ладно, чего расселись! Пошли!
Они разом высыпали из избы и замерли, разглядывая крошечные машинки, ползущие по другую сторону ручья.
— Так, все по местам! — приказал Григорий Арсеньевич, потом перекинул Василию один из своих револьверов. — Всего шесть патронов, стреляй наверняка.
Оперуполномоченный кивнул, потом, присев на завалинку, стянул желанные сапоги. Бегать лучше босиком, большие по размеру сапоги могли лишь помешать.
— И Катю береги, — приказал Григорий Арсеньевич, по-прежнему не сводя с Василия глаз. — За нее жизнью отвечаешь.
— Да я… — встрепенулась девушка.
— Знаем, — отмахнулся Григорий Арсеньевич и, повернувшись, направился к дороге. Обнаженный по пояс, мускулистый, он выглядел античным воином — ожившим каменным Аполлоном.
Оказавшись на дороге, он опустился на колено, вытянул вперед правую руку, словно ствол какой-то удивительной пушки, подпер ее левой, ожидая приближения колонны. Вот колонна остановилась перед гигантской лужей, затянутой тонкой корочкой льда. Солдаты стали нехотя выпрыгивать из грузовиков.