Его ответ мне интересно выслушать как аналитику — что за Каналом вывели мои коллеги.
— Все «обиженные» генералы Гитлера в один голос кричат, что военные просчеты на совести Вождя. Но их решения не лучше. Я сам не знаю многих деталей, кое-что от русских… Скажите, когда поражение Рейха стало неизбежностью?
Это мне известно в деталях. После боев под Белгородом и Курском. Летнее избиение Вермахта текущего года — только следствие.
Рассказываю о ключевом эпизоде. Был момент истины, когда дивизия СС «Лейбштандарт Адольф Гитлер» под Прохоровкой расстреляла два танковых корпуса генерала Ротмистрова. Подбитых или полностью уничтоженных русских танков немцы насчитали около трехсот. Поле боя осталось за Панцерваффе, все поврежденные «тридцатьчетверки» были взорваны. Но дивизия продвинулась на север лишь на четыре километра. Если бы Манштейн велел поторопиться, кинул в прорыв за «Лейбштандартом» весь танковый корпус, он добился бы полуохвата Курска, окружения советского Воронежского фронта.
— Точно? — засомневался маркиз.
— По крайней мере, это мнение высказали наши военные аналитики, когда провал операции «Цитадель» разбирали уже с полной информацией.
— А почему же фон Манштейн не наступал?
— На левом фланге корпуса у деревни Яковлево танковый отряд генерала Катукова провел отвлекающую атаку, два десятка разношерстных танков, что смогли собрать: ваши «Черчилли», легкие «Т-70», «тридцатьчетверки».
Представляю горячие недра танка, вонь пороховой гари, истошный рев мотора, лязг гусениц, немилосердную тряску на разбитой дороге и безумную атаку неизвестных ребят против целой эсэсовской дивизии! А я корпел над бумажками…
— Отвлекающую?
— Именно. Манштейн едва заметил успех у Прохоровки, зато почему-то очень встревожился от флангового удара, о чем доложил фюреру: у русских обнаружились резервы, берут корпус СС в клещи. Вождь пребывал в шоке от высадки союзников в Сицилии и приказал Манштейну сворачиваться. Больше Вермахту никогда не наскрести силенок для стратегического наступления против Советов, только огрызаться и кусаться, — сдерживаю эмоции и заканчиваю: — Оба приняли ложные решения на основании имевшейся в тот момент информации. Но у Манштейна она была ограниченная, разведданные и донесения командующих соединениями. Фюрер мог получить любые сведения. Его ошибка крупнее. Она сберегла жизни тысячам русских солдат. И не она одна. Годом раньше он дробил силы на юге. Зачем столько людей и техники гнать к Сталинграду, когда главной целью был Кавказ? Потому что, не взяв Ленинград, он хотел покорить Сталинград. Дело в названии, политике, идеологии.
— А Манштейн вряд ли вообще задумывался о политике и тоже совершал ошибки. Поставь у руля государства такого вояку, например — Кейтеля или Йодля, они наломают дров. К тому же у фюрера харизма, он действительно способен увлечь массы. Через пару недель, как плач по покойному Гитлеру стихнет, солдаты будут проливать кровь за Кейтеля?
В общем, судьба Великого Вождя Тысячелетнего Рейха решена, мое мнение в расчет не идет. Я провожаю Колдхэма, но в одиночестве не остаюсь — цепляется вдруг пронырливый греческий переводчик. Его английский ужасен.
— Просим задержать. Завтра с вами встречать… — он достает замусоленную бумажку, с нее читает русские или, скорее, еврейские слова. — Яков Исаакович.
Записка сгорает в пламени зажигалки, пока огонь не обжигает мои пальцы. Едва замечаю ожог.
Глава 42. Не наш человек
— Яков Исаакович?
— Заходи, Павел. Или в твой кабинет пойдем, он просторнее. Сейчас Астахов будет докладывать о контакте с Парисом.
Судоплатов устроился у окна. Действительно, в узком пенале Серебрянского не разгуляешься. Стол с лампой и телефоном, сейф, четыре стула, портрет Сталина на стене составляют все убранство.
— Здесь теснее, но не дергают.
Увидев обоих начальников, вошедший отрапортовал по всей форме:
— Капитан Астахов по вашему приказанию прибыл.
В нем чувствовались кавказские корни: чернявый, узкий нос с горбинкой, темные усики, смуглый. Среди греков он не так выделялся, как, например, смотрелся бы выходец с Рязанщины.