Никита специально говорил грубо и жестко, чтобы вызвать ответную реакцию. Высказывайся он мягче, сглаживая углы, мог бы получить уклончивый ответ. А ему нужно было раззадорить собеседника, вызвать его на откровенность.
Сан Саныч перевел.
— Нет, ну зачем же прямо так… — не согласился доктор Киллигру. — Надо быть цивилизованным человеком и не валить все грехи мира на людей с другой сексуальной ориентацией. У меня нормальная сексуальная ориентация, но психологию геев я понимаю и не собираюсь их ни в чем обвинять. Что же касается «animal sex», то случаи его проявления известны с ветхозаветных времен. Еще в Древней Элладе многие пастухи «пользовали» своих коз. И, как видите, ничего страшного для человечества не произошло.
— А вот этого вы как раз наверняка утверждать не можете, поскольку, имея исторические данные о «козопользовании» древних извращенцев, у вас нет данных о «использованных» козах как вирусоносителях. И этот факт сильно завышает вероятность того, что многие эпидемии в древности вызваны именно сексуальными межвидовыми извращениями.
Доктор Киллигру рассмеялся.
— Простите, Никита, но ваши сентенции выходят за рамки научного спора. У вас данных по вирусологии древнего мира тоже нет. Поэтому обсуждать причины возникновения эпидемий в древности именно с этой точки зрения абсолютно бесперспективно и, скажем, ненаучно.
Никита чуть улыбнулся. Как легко американец заглотнул наживку! Теперь бы только не сорвался…
— Зато у меня есть данные по эпидемии лихорадки Эбола. Вы же не будете отрицать, что вирус Эбола испокон веков дремал в крови зеленых мартышек в лизогенной форме? И уж никуда вы не денетесь, а вынуждены будете признать, что «подарил» этот вирус человечеству некий старатель, два месяца впустую искавший в горах алмазы и от сексуальной тоски, будем говорить прямо, «трахнувший» зеленую мартышку? Так почему этого не могло случиться с гориллой?
Американский вирусолог только развел руками.
— Вынужден признать, что не ожидал от российского санитара таких познаний. Да, действительно, патологоанатомические исследования останков злополучного старателя показали следы его сексуального контакта с зеленой мартышкой. Не очень чистоплотным был старатель, даже не помылся… — Доктор Киллигру брезгливо поморщился и вдруг неожиданно хохотнул. — Но, честно говоря, если все это экстраполировать на «тофити», то я не представляю себе того человека, который бы отважился… гм… с гориллой.
— Голь на выдумки хитра! — усмехнулся Никита и наконец задал один из тех вопросов, ради которых и затеял беседу: — По-моему в этот ряд можно поставить и всем известный вирус СПИДа. Насколько мне известно, такой вирус выделен из крови макаки-резус, не правда ли?
Вирусолог ответил не сразу. Он долго крутил в руках мензурку, задумчиво глядя в никуда, и только вздыхал.
— Знаете, Никита… — наконец медленно проговорил он. — У меня на этот счет имеется собственное мнение. Впрочем, эту версию в свое время выдвигали на страницах газет. Вирус, выделенный из крови макаки-резуса, очень похож на вирус СПИДа, но все-таки не тот. Мне кажется, что без вмешательства биоинженерии здесь не обошлось, слишком уж… А, да ладно. Не люблю домыслов, не подтвержденных фактами. Давайте лучше выпьем!
— Давайте! — с удовольствием согласился Никита. Еще одного вопроса о искусственном происхождении вируса не понадобилось. Доктор Киллигру оказался даже честнее, чем он ожидал. — Оставим мартышек и горилл извращенцам!
Все рассмеялись.
Далее вечеринка покатилась по привычному руслу: с шутками, анекдотами, рассказами из жизни… И Никита с удовольствием принял в ней участие. Главное он выяснил. Последней точкой в его расследовании был разговор с доктором Киллигру, спланированный как шахматная задача: «Белые начинают и делают ничью».
Теперь можно было смело констатировать, что вирус «тофити» имеет естественное происхождение.
Проводив поздно вечером изрядно подвыпившего американского вирусолога до госпиталя, Никита вернулся в бунгало в весьма благодушном состоянии. Сан Саныч уже спал. Никита умылся под рукомойником и, завидуя храпу старого доктора, сел писать ответное письмо своей «зазнобе». Настрочив две страницы пустой похабщины влюбленного придурка, он закончил: «Надоела мне эта Африка до чертиков. Скучаю без тебя». А затем добавил условную фразу: «Тоскую, тоскую, тоскую..» С двумя точками, а не с тремя. Расписался и заклеил конверт.
Все. Его миссия закончена. Максимум через неделю Никиты Артемовича Полынова в Центральной Африке не будет. Отзовут.
Глава вторая
Но все получилось по-другому, и письмо с условной фразой оказалось ненужным.
Утром, едва только взошло солнце, из деревни прибежал мальчуган и принес телеграмму. Принял ее Сан Саныч, встававший по привычке ни свет ни заря. Прочитал, вздохнул и пошел будить Никиту.
— Никита! — потряс он санитара за плечо. — Вставайте!
— Что? — вскинулся на гамаке Никита. — Пациента привезли?
— Вставайте. — Сан Саныч не объяснил причины. — Умывайтесь, одевайтесь…
И только когда Никита, побрившись и с удовольствием поплескавшись под рукомойником, натянул шорты, надел рубашку, кроссовки, Сан Саныч отдал ему телеграмму.
ТЕТЯ АСЯ ПОГИБЛА АВТОМОБИЛЬНОЙ КАТАСТРОФЕ ТЧК ПОХОРОНЫ ДВАДЦАТЬ ВОСЬМОГО ТЧК ВЫЕЗЖАЙТЕ ТЧК
Для Никиты эта телеграмма была что гром среди ясного неба. «Тетя Ася», это не «дядя Коля». Что ж такого должно было случиться у Дерезницкого, чтобы Никита бросал все и немедленно возвращался в Москву? Причем в гораздо более срочном порядке, чем если бы «дядя Коля скончался от инфаркта».
— Да… Такие дела… — тяжело вздохнул он. — Надо ехать, Сан Саныч.
— Естественно, поезжайте, — сказал Сан Саныч и внимательно посмотрел в глаза Никите. — Хотя, как мне кажется, смерть тетки вас не очень расстроила.
— Если по правде сказать, — на ходу плел небылицы Никита, мечась по бунгало и собирая в сумку вещи, — то с теткой у меня были не больно-то хорошие отношения. Вот дядю Колю… дядю Колю жалко. Хороший мужик. Одно непонятно — за что он тетку так любил? Мегера еще та…
Никита вдруг застыл посреди бунгало с сумкой в руках и посмотрел на Сан Саныча. Старый доктор сидел в плетеном кресле и молча, с грустью наблюдал за сборами своего санитара. Было в позе и взгляде Сан Саныча что-то такое, от чего у Никиты на мгновение защемило сердце. Потерянность, что ли? Понимание того, что Никита — последний русский человек, которого он видит в своей жизни? К нему-то даже в случае смерти никто по телеграмме не приедет…
— Вот что, Сан Саныч, — внезапно решил Никита, доставая из сумки документы и деньги и рассовывая их по карманам. — Мне с моим барахлом по аэропортам бегать будет не с руки. Лишняя обуза. А вам, глядишь, и пригодится. Роста мы почти одинакового. Хватит вам ходить в армейских обносках чужой армии.
— Спасибо, — равнодушно поблагодарил старый доктор.
— Да, вот еще что… — Никита замялся, раздумывая, — а стоит ли, будет ли у него время? — но тут же отмел прочь сомнения. Стоит. Подождет Дерезницкий, ничего с ним не случится. — Должок за мной перед вами, Сан Саныч, имеется.
— Если надумаете деньги совать, — с усмешкой покачал головой Сан Саныч, — не возьму.
— Какие деньги? А то я вас не знаю. Медикаменты-то я вам не все доставил.
— Ну а вы здесь причем? — пожал плечами доктор. — Это теперь дело консула…
— При том, Сан Саныч, что я груз должен был не в консульстве оставлять, а адресату доставить, — отрезал себе пути к отступлению Никита. — Мы сделаем вот как. Я сейчас к американцам подамся, выпрошу у них грузовик…
— А дадут? — засомневался доктор.