Кстати, и Алекс примкнул к нам только благодаря Ольге. Тоже одна из шуточек Судьбы, имеющей весьма своеобразное чувство юмора.
Я много раз задумывался над тем, в чем же сила странной, нестабильной и во многом противоречивой личности Ольги. Но понял лишь то, что эта женщина обладала удивительным и непонятным мне умением прибиваться к самой жизнеспособной стае. И не только самой прибиваться, но и вовлекать в эту стаю других, вроде Алекса. Получалось, что раз она не ушла, раз ее чутье, почти звериное, не позволило покинуть базу, значит на команде рано было ставить крест. Это придавало сил все три года.
Океан катил мощные волны и дышал, взревывал, подобно проснувшемуся дикому зверю. Но он был опаснее любого зверя. И совсем не из-за начавшегося шторма, а от того, что зло, притаившееся под водой было разумным. И весь его разум был сфокусирован на убийстве.
Но я знал, что можно ему противопоставить. Иначе никогда бы не взялся за эту работу. Я и не брался за нее целых три года, потому что идея была, но не было шансов претворить ее в жизнь.
Нас было слишком мало. А от моего бездействия стало еще меньше, но зато теперь с нами был Алекс. Один в поле не воин, конечно, но нас ведь трое. Прорвемся. Обязаны прорваться. Иначе все зря: все потери, все поражения и победы.
— В шторм они немного теряют чутье, — произнес я вслух.
Алекс вздохнул. Понятно, что это было не великое успокоение. Особенно для него, ведь именно ему сегодня придется, если повезет, делать самую сложную часть работы.
До берега оставалось меньше километра, но ближе к воде нельзя было подходить даже в шторм. Я набрал на коммуникаторе номер Ольги.
— Да, — ответила она через несколько секунд.
— От инспектора что-нибудь слышно?
— Пока нет, — сказала она. — Но до двух часов еще пятнадцать минут. Как там у вас?
— Готовимся, — уклончиво ответил я. — Если приедет, гони его сразу сюда. Я сейчас скину координаты. Нет настроения с ним разговаривать, тем более по коммуникатору.
— Хорошо. Он приедет, Андрей. Вот увидишь.
— Будем надеяться.
А что нам еще оставалось? Очень некомфортно, когда вся твоя дальнейшая жизнь зависит от кабинетного бюрократа. Точнее от того, откликнется он на одно из десятков присланных в мэрию писем или проигнорирует, как обычно. И ты ничего, ровным счетом ничего, не в состоянии изменить.
И еще наша жизнь зависит от того, выйдет ли у нас задуманное. Хотя, если не выйдет, нам уже будет все равно. Мы или вернемся с победой, или не вернемся вообще. И почему-то по этому поводу у меня не было ни малейшего страха.
Да, действительно, я устал. Устал до притупления инстинкта самосохранения. Меня куда больше волновало, приедет инспектор или снова отделается ни к чему не обязывающими отговорками, чем опасность, ожидавшая в океане.
У нас за спиной шумел лес, ветер бушевал в верхушках деревьев, справа текла широкая, впадающая в океан река, образовавшаяся лет сто назад после сильного землетрясения в горах.
Она протекала через город и была судоходной. Именно была, потому что сейчас никому бы и в голову не пришло выходить по ней в океан. Никому, кроме нас.
Впереди, метрах в тридцати от нашего гравилета, громоздились невысокие скалы, а за ними убегала к океану двухсотметровая полоса песчаного берега. Наша цель находилась дальше, за кромкой бушующего прибоя.
— Если бы тварь нас засекла на подлете, уже пальнула бы, — произнес Алекс.
— Не могла засечь. Далеко, — кивнул я. — К тому же шторм. Ты готов?
— А смысл без инспектора? — пожал плечами Алекс.
— Инспектор приедет, — уверено заявил я. — На этот раз должен приехать.
— Месяц назад они тоже обещали.
Я не ответил. Я уже мысленно был в океане. И вдруг понял, что на берег в этот раз не вернусь. Как-то очень отчетливо это почувствовал.
Раньше нам просто везло, но везение никогда не длится вечно. Статистика. Простая математическая статистика. Если все время играешь с огнем, рано или поздно все равно сгоришь.
И, странное дело, вместо уныния я ощутил эмоциональный подъем. Это ведь очень логично для меня, погибнуть в океане.
— Готовь инъекцию, — сказал я Алексу. — Если инспектор не приедет, я все равно пойду.
— С ума сошел? — косо глянул на меня Алекс.
— Нет, просто устал. Надоело бездействовать. Так надоело, что мне необходимо сделать хоть что-то. Иначе Большой Охоте конец. А если ей придет конец внутри меня, то и я кончусь.