— А Додек вас не искал?
— Искал. Но в темноте и в хаосе после бомбежки не смог меня найти. Не буду уж говорить о том, как мне удалось пережить следующие три недели. То в мундире эсэсовца, то в гражданской одежде. Так до прихода советских войск, освободивших Будапешт. А потом началось. — Имре вздохнул. — В марте сорок шестого года на меня пришел донос, я был арестован и предстал перед народным трибуналом.
— Вы — перед трибуналом?! — В голосе Терезы прозвучало искреннее изумление.
— Да, некто по имени Роберт Хабер написал на меня донос, будто бы в ту рождественскую ночь я принимал участие в казнях и массовых расстрелах, что он видел меня своими глазами и я даже выстрелил в него, но только ранил, а потом он каким-то чудом уцелел. Он подтвердил все это на допросе в полиции.
— Но ведь в ту ночь вы спасли Иштвана Додека и еще нескольких человек?
— Откуда-то появился еще один свидетель, по имени Нандор Саас, которого я тоже никогда в жизни не видал.
— Но Додек?! Он не защитил вас перед судом?
— В то время его не было в Венгрии. Он сражался в конце войны на стороне советских войск и при одной из воздушных атак немцев был тяжело ранен осколком в голову — попал в советский полевой госпиталь в Кечкемете, а оттуда вместе с другими тяжелоранеными — в тыловой под Киевом. Только в начале сорок седьмого года он вернулся на родину. До той поры мы ничего не знали о нем, а если бы и нашли, это бы не помогло: из-за ранения он потерял память на некоторое время. Мой командир партизанской группы погиб в одной из последних перестрелок.
— Ужасно! Но те люди, которым вы спасли жизнь?
— Они ведь не могли меня толком разглядеть. До сегодняшнего дня я не знаю их имен, где они, живы или умерли. Кроме того, доносчик очень хорошо и ловко все рассчитал. Время крупных процессов над военными преступниками уже миновало. Поэтому о моем обвинении в газетах появилось всего две-три строчки. Всеобщее внимание и газетные страницы захватили другие темы: восстановление страны, борьба между партиями и объявления о розыске родственников.
— А товарищ Рона?
— Он был единственным, кто явился и присутствовал на заседании трибунала. В то время он уже имел звание лейтенанта народной полиции. Смело и решительно он свидетельствовал в мою пользу, защищал меня изо всех сил, даже сцепился с прокурором. Потом произошло нечто странное — Нандор Саас вдруг отказался от всех своих показаний, данных на предварительном следствии, а Роберт Хабер бесследно исчез. Говорили, бежал за границу. Позже Нандор Саас тоже последовал его примеру.
— Значит, бежали оба доносчика? Оба свидетеля обвинения?! — Тереза изумилась. — В таком случае вас должны были оправдать.
— Да, меня оправдали. Но только не из-за отсутствия состава преступления, а по недоказанности обвинения! Понимаете разницу? Приговор как бы зафиксировал — да, он преступник, но только нет доказательств!
— Я понимаю, как вы были оскорблены!
— Потом, когда я вернулся на завод «Ганз», меня избрали партийным секретарем одного из цехов. Два года спустя я стал начальником производства всего комбината. Некоторое время дела шли хорошо.
Но вот в один прекрасный день на меня вновь поступило заявление о том, что я во время войны служил в войсках СС и имел звание лейтенанта. Имени заявителя мне не назвали, но дело было заведено и процесс начат. Я был уверен, что уж на этот раз мое положение куда тверже, ведь свидетелями моей невиновности выступили не только Балинт Рона, но и сам Иштван Додек. Но я ошибался. Меня опять оправдали и освободили из-под стражи, но цена оказалась слишком высока: Рона был вскоре уволен из органов внутренних дел, и кто-то неизвестный вообще преградил ему путь на государственную службу. Что же касается Додека, то тут и вовсе произошли чудеса.
— Что же сделали с ним?
— Во время слушания моего дела вдруг «выяснилось», что Додек был карателем и охотился за партизанами. Сразу же после свидетельства в мою пользу его арестовали прямо в зале суда. Я вышел на свободу, зато посадили в тюрьму его. Он получил пять лет. Вот тогда-то Додек и придумал это выражение: «напарники». Я выхожу, он садится.
— Невероятно!
— В пятьдесят третьем году Иштван Додек был освобожден досрочно и полностью реабилитирован. Ведь он никогда не призывался в армию, не был солдатом при Хорти и просто не мог быть карателем. Балинта Рону тоже восстановили в должности и в звании. Оба они рассказали мне потом, что их в ходе процесса деликатно предупреждали: если, мол, они не покажут против меня, то сами попадут в беду. Но они не испугались и остались верны правде.