— Вовсе нет, — равнодушно отозвался Джордж.
— Орден Сердца девы Марии, — продолжал Пуаро. — К счастью, благодаря доброте неизвестного благодетеля мы смогли предложить несколько более высокую цену. — Теперь он прямо обратился к мисс Джилкрист: — Вы, кажется, не любите монахинь?
— О, право же, мсье Понталье, вы не должны… То есть я хочу сказать, что лично ничего против них не имею. Но мне всегда казалось, что ни к чему вот так удаляться от мира. Хотя, я уверена, они очень бескорыстны и делают много добра.
— Меня удивляет, — вставил Джордж, — это их: стремление одеваться в какие-то средневековые балахоны. Неужели они считают, что богу приятнее смотреть на них, если они таскают на себе эти неуклюжие и антисанитарные одеяния?
— К тому же в них все они так похожи друг на друга, — подхватила мисс Джилкрист. — Глупо, но я прямо обомлела, когда я была у миссис Эбернети и к двери подошла монахиня, собиравшая пожертвования. Хотите — смейтесь, хотите — нет, но мне показалось, будто это та же самая, что приходила в наш коттедж в день следствия по поводу смерти бедной миссис Ланскене. У меня, знаете ли, было такое впечатление, словно она меня преследует. Но это никак не могла быть одна и та же монахиня, потому что первая собирала на орган для церкви святого Варравы, а вторая на что-то связанное с детьми.
— Может быть, они походили друг на друга лицом? — поинтересовался Пуаро.
Мисс Джилкрист, польщенная вниманием к своему рассказу, повернулась к гостю:
— Пожалуй, что так. Верхняя губа… словно там у нее были усики. Наверное, это меня и встревожило, да я вообще нервничала тогда. Знаете, эти рассказы из военного времени о монашках, которые на самом деле были вражескими шпионами, мужчинами и выбрасывались на парашютах. Наверное, мне это припомнилось и… Потом-то я поняла, что это просто глупо.
— Монашеское платье — неплохая маскировка, — задумчиво проговорила Сьюзен. — Оно скрывает ноги.
— По правде говоря, — присоединился к беседе Джордж, — люди редко смотрят друг на друга по-настоящему внимательно. Поэтому в суде так часто разные свидетели по-разному описывают одного и того же человека: высокий — низкий, толстый — худой, блондин — брюнет, ну и так далее.
— А то еще бывает, — увлеченно продолжала Сьюзен, — вдруг взглянешь на себя в зеркало и не сразу сообразишь, кто это. Лицо в зеркале кажется смутно знакомым, и пройдет какое-то время, пока опомнишься и скажешь себе: «Господи, да ведь это я сама!»
Джордж вмешался:
— Было бы еще труднее, если бы люди могли видеть действительно себя, а не зеркальное отражение.
— Как это? — с озадаченным видом спросила Розамунд.
— Понимаешь, человек всегда видит себя иначе, чем другие. Он знает только свое отражение в зеркале.
— А какая разница?
— Разница есть, — быстро вставила Сьюзен. — Ведь лица у людей несимметричны. Линии бровей разные, и носы не совсем прямые. Вот я тебе сейчас покажу. Есть у кого-нибудь карандаш?
Появился карандаш, и все весело начали экспериментировать с ним, прикладывая его к носу с разных сторон и замечая забавные отклонения от прямой линии. Грозовая атмосфера разрядилась. Все пребывали в наилучшем расположении духа. Теперь это были уже не наследники Ричарда Эбернети, собравшиеся для дележа имущества, а компания вполне нормальных, добродушно настроенных людей, собравшихся за городом, чтобы приятно провести уик-энд.
Эркюль Пуаро поднялся со вздохом и вежливо пожелал хозяйке спокойной ночи.
— Пожалуй, мадам, заодно я распрощаюсь совсем. Мой поезд отходит завтра в девять часов утра. Это очень рано. Так что позвольте поблагодарить вас за гостеприимство. Дату передачи дома мы согласуем с превосходнейшим мистером Энтуислом.
— Это можно будет сделать в любой момент, мсье Понталье. Я… я закончила все свои дела здесь.
— Вы возвращаетесь на свою виллу, на Кипр?
— Да. — На губах Элен мелькнула легкая улыбка.
— Я вижу, вы рады этому. Расставание с этим домом и Англией не печалит вас?
— О нет. С прошлым надо расставаться без оглядки.
— Да, если это возможно. — Пуаро с несколько виноватой улыбкой обвел взглядом все эти вежливые лица вокруг. — Но иногда прошлое не позволяет забыть о себе. Оно стоит рядом, у локтя, и шепчет: «Со мною еще не покончено».
— Вы хотите сказать, — спросил Майкл, — что ваши беженцы, перебравшись сюда, не смогут полностью оставить позади свои прежние страдания?