Руководитель оперативно-технической группы доложил:
— Все, что можно было, зафиксировано, товарищ подполковник.
— А клавиши пишущей машинки?
— Осматриваем. Вместе с капитаном Кути…
— Если вам не напомнить, забыли бы. Ну, как там? Есть что-нибудь? — крикнул он капитану.
— Ничего. Клавиши чисты, словно эту машинку только что вынули из заводского футляра, — отозвался Кути. — Похоже, к ним вообще никто никогда не прикасался.
— Чудеса, не правда ли? — Рона обратил свой взгляд на доктора. — Самоубийца печатает прощальное письмо, а перед тем, как пустить себе пулю в висок, протирает пишущую машинку настолько тщательно, что на ней не остаются даже отпечатки его пальцев! Что ты об этом думаешь, майор?
— Для чего? Непонятно, — сказал удивленный доктор.
— Напротив, все очень понятно. Здесь произошло не самоубийство, а самое настоящее убийство. Заранее хорошо продуманное и подготовленное убийство. Как я и предполагал!
ГЛАВА СЕДЬМАЯ
На город опустились сумерки.
Возле сквера жилого микрорайона в Обуде бордовые «Жигули» стояли на прежнем месте. Только Саас сидел теперь уже в «фольксвагене» с венским номером, припарковавшимся на другой стороне улицы.
Две пары глаз наблюдали за подъездом дома под номером четырнадцать, а заодно и за окнами квартиры Белы Имре, помещавшейся на втором этаже. Окна оставались темными: хозяин отсутствовал.
Наконец со стороны города послышался шум приближающегося автомобиля, он остановился перед подъездом. Из машины вышел мужчина и вошел в подъезд. Даже в сумерках Саас узнал его — это был Бела Имре. Автомобиль тотчас же отъехал.
Саас поднес к губам микрофон.
— Он приехал на полицейской машине. Что это могло бы означать?
Миллс из «Жигулей» ответил;
— Спокойно, ничего особенного. Наверное, они нашли в сторожке своего дружка и отвезли его куда следует. А может быть, задержался в гостях у подполковника, они крепко выпили, и тот решил доставить приятеля домой самым надежным способом, с сиреной. Приготовься к телефонному разговору. За окнами наблюдать буду я.
Форстер в своем «остине» слышал весь разговор. Едва он закончился, Форстер нажал на стартер и, выехав из проулка, остановился в сотне метров от обеих машин, чтобы видеть все происходящее.
Войдя в квартиру, Имре зажег свет в прихожей и сразу же заметил на полу возле двери какой-то конверт. Он поднял его и с удивлением прочитал машинописную надпись: «Генеральному директору Беле Имре. Срочно».
Имре прошел к письменному столу, включил лампу и вскрыл конверт. Из него посыпались фотографии. Он разложил их на столе, одну возле другой. Фотографии были цветные, все одного формата. Первые три изображали его в разных ракурсах на свадьбе дочери, четвертая — перед подъездом министерства, пятая — на церемонии подписания соглашения, за столом.
В первую минуту Имре не знал даже, что подумать. Быть может, вся эта продукция принадлежит какому-нибудь предприимчивому фотографу, кустарю-одиночке, который решил заработать и скоро явится за гонораром? Или институтский отдел рекламы постарался доставить своему директору удовольствие столь нелепым способом? Особенно если учесть, что шеф рекламы не один раз уже выкидывал подобные фортели. С него станет!
Однако при виде очередного фото Имре помрачнел и не на шутку рассердился: его запечатлели при входе в туристическое бюро «Ибус». Что это могло означать? Выходит, человек с фотокамерой следовал за ним по пятам?
Он повертел в руках конверт. На нем не оказалось ни штемпеля, ни обратного адреса. Сопроводительного письма тоже не было. Имре охватило недоброе предчувствие.
Следующие две цветные фотографии его усилили: на фоне лесной сторожки он был изображен беседующим с Додеком и подполковником Роной. Нет, это уже не желание заработать или глупая шутка, тут что-то другое.
«Кто бы ни был этот идиот с фотоаппаратом, придется воздать ему по заслугам», — решил директор. Но тут взгляд его упал на черно-белую фотографию, резко выделявшуюся на фоне других.