— На мой взгляд есть два варианта выполнения этой миссии. Либо через нашего посла в России Гарримана, либо через спецпосланника Джойса, с которым господин Вышинский, вот уже неделю активно контактирует в Стокгольме.
Трумэн на секунду задумался над решением этой задачи, а затем вынес свой вердикт.
— Нет, вариант с Вышинским решительно не подходит. Он ведь только посланник, тогда как посол Гарриман во время встречи со Сталиным и сможет лично наблюдать за его реакцией на сообщение о бомбе. Надеюсь, что вы понимаете как это важно знать. Сломается Сталин сразу от этого удара или его монолит даст только трещину, что лишь отсрочит его капитуляцию перед нами. Я много думал об этом и даже набросал подробную инструкцию, для действий нашего посла в Москве — президент внимательно посмотрел на собеседника пытаясь заметить на его лице несогласие со своими действиями, но Бирнс был профессионал.
— Что можно сказать, господин президент, — широкая дежурная улыбка, моментально озарила лицо госсекретаря, — только поздравить с очередным успехом в дипломатии. Право, блестящая идея. Аверелл Гарриман опытный дипломат и достойно справиться с этой задачей. К тому же Сталин благоволит к нему. Он считает нашего посла человеком команды Рузвельта, а значит другом России.
— Вы очень верно подметили этот факт, Джеймс. Он должен помочь Гарриману, как можно лучше выполнить эту миссию, которая может оказаться самой важной в его работе послом.
— Значит решено, Гарриман. Когда и как вы отправите ему свое послание?
— Сейчас же, по радио. Сообщением в тысячу слов — усмехнулся Трумэн радостно потирая руки. В этот момент у него было прекрасное настроение. Сегодня у него все получалось, все его понимали с полуслова и посол в Москве Гарриман не стал досадным исключением.
Получив секретную депешу, он обратился в советский МИД с просьбой о незамедлительной встрече со Сталиным и сразу же получил приглашение в Кремль. Столь быстрый ответ, был обусловлен тем, что советская сторона была кровно заинтересована в скорейшем прояснении позиции Америки в германском конфликте.
С самого начала боевых столкновений, американские дипломаты не торопились дать четкий и ясный ответ относительно событий в Германии. Полностью позабыв о своих возможностях сгладить возникшие среди участников коалиции разногласия, Вашингтон занял откровенную позицию стороннего наблюдателя. За все время боевых действий, Штаты лишь ограничивались демагогическими призывами к Москве и Лондону найти виновных в разжигании конфликта и наказать их. О незамедлительном прекращении боевых действий между союзниками, не было сказано ни слова.
Подобная позиция Америки, вызывала большое беспокойство у советского руководства. Не добавлял спокойствия и тот факт, что на всех встречах посвященных германскому кризису присутствовал не сам посол, а его помощники. Не считая себе зачинщиком боевых действий, Советский Союз не мог настаивать на присутствии на этих встреч американского посла, что автоматически принижало статус Москвы. Превращая её из равноправного партнера в просителя, зависимого от доброй воли Америки.
Подобное поведение американцев, Сталин расценивал как определенный дипломатический реверанс, обусловленный духовными и моральными ценностями, объединяющими эти две англосаксонские державы. Пожелание Гарримана о личной встрече с советским вождем, было расценено как серьезный прорыв в конфронтации между бывшими союзниками. Сталин посчитал, что Америка решила с целью прекращения далеко зашедшего конфликта, изменить свою наблюдательную позицию и начать зондаж противоборствующих сторон.
Следуя давно выработанной привычке, встречи с иностранными послами, он проводил один, без Молотова или кого-то другого представителя правительства или ГКО. В кабинете присутствовал лишь один переводчик, скромно сидевший чуть поодаль, от застеленного зеленым сукном гостевого стола. Неплохой психолог, ориентируясь по малозаметным мелочам, Сталин часто угадывал внутренний настрой гостя, едва тот переступал порог его кабинета.
Вот и в этот раз, от его опытного взгляда не ускользнуло изменение произошедшее с американским гостем. Раньше, в Кремль приходил равноправный партнер по одному большому делу, имевший свои интересы в России и готовый, ради них кое-что предложить Москве. Потом, в кабинет приходил партнер, у которого появилось определенное преимущество перед хозяином. Отчего он хотел, чтобы с его мнением больше считались и прислушивались.
Так было до последнего времени, однако на этот раз в гости к Сталину уже не партнер по союзной коалиции. В кабинет вошел посланник великой державы, воля которой, для всех остальных стран священна и подлежит немедленному исполнению.
На какой-то миг, Сталину показалось, что перед ним персидский шахиншах или турецкий султан времен расцвета этих держав. Так важно и величественно двигался к нему навстречу американец.
Отгоняя нехорошее предчувствие, Сталин радушно улыбнулся гостю, мягко пожал ему руку и пригласил садиться. Пытаясь выиграть время и перепроверить свои наблюдения, вождь приказал подать гостю чая. Не решаясь нарушить этикет, Гарриман согласился выпить чаю, но едва ритуал был закончен и американец открыл рот, стало ясно, что предчувствие Сталина не обмануло.
— Господин Сталин, правительство Соединенных Штатов очень озабочено стремительным разрастанием военного конфликта на территории северной Германии. На данный момент, вашими войсками занята большая часть английского оккупационного сектора. Это вызывает у президента Трумэна сильную тревогу, ибо подобные действия трактуются им как агрессия. Захват даже малой части оккупационной зоны союзных государств, является прямым нарушением не только подписанных в Ялте договоренности, но и дискредитирует саму идею союзничества.
У нашей страны возникает справедливый вопрос, готов ли Советский Союз выполнять взятые на себя обязательства и если да, то когда он намерен это сделать — властно чеканил Гарриман не отводя пытливого взгляд от лика советского вождя. Он ожидал, что его слова вызовут гнев, испуг, неудовольствие, однако ничего этого не было. Сталин спокойно выслушал переводчика, чуть заметно кивнул головой, что понял и неторопливо заговорил.
— Господин посол, мы решительно не согласны с обвинением нас в агрессии. Хочу напомнить вам, что именно мы подверглись внезапному нападению из британского сектора оккупации и все наши ответные действия носят исключительно оборонительный характер. На предыдущих встречах, мои помощники неоднократно информировали американскую сторону о тех причинах, что породили этот конфликт. Приведенные нами факты напрямую доказывали вину британской стороны в развязывании войны, но ваши представители не захотели их услышать, требуя предоставления неопровержимых доказательств нашей правоты.
Как вы прекрасно понимаете, подобные требования трудно выполнимые. Однако нам повезло и сегодня, мы готовы предоставить вам доказательства, что называется из первых рук. В нашем распоряжении есть копия плана операции, которую британские военные разработали против Советского Союза по личному приказу господина Черчилля. Здесь, — Сталин указал на лежавшую на столе папку, — есть все. Указанна точная численность германо-британских войск, места их сосредоточений, направление движения и точная дата наступления на советский сектор. Четко обозначены первичные задачи наступающих группировок и отмечены рубежи дальнейшего продвижения. Нам даже известно название, которое дал этой операции господин Черчилль. Можете ознакомиться.
Сталин любезно придвинул американцу папку с документами, но Гарриман не удосужился даже прикоснуться к ней. Он только снисходительно взглянул на папку и продолжил увеличивать градус накала.
— Все это звучит весьма убедительно, господин Сталин, однако боюсь, что этого недостаточно для признания вины господина Черчилля. Где гарантия подлинности того, что находится в этой папке. Ведь это — только бумага, а она, как вы русские любите говорить, «все стерпит, что на ней написано». Вот если бы вы предоставили эти документы нам хотя бы за неделю, за день до начала боевых действий, тогда поверьте мне, к ним было бы совсем иное отношение. Сейчас же, когда с момента начала конфликта прошло больше половины месяца, большинство вами перечисленного уже не является секретом и следовательно не может быть неопровержимым доказательством агрессивных действий британской стороны. Прошу меня простить, но для моего правительства этот вопрос слишком важен и потому, он остается для нас открытым.