– Ой, дитыночка ты моя, куда ж тебя, такого хворого!..
Лёня удивленно посмотрел на нее.
– Мам, ну не надо, я же просил тебя! – укоризненно сказал вышедший за ней Леонид, и Серафима Ильинична покорно ушла на кухню. – Сынок, вставай, нужно собираться! Твоя мама пишет, что за нашим домом могут следить, нужно тебя спрятать в другом месте.
У Лёни дрогнуло лицо, но ничего не сказав, он сел на диване, собираясь с силами, чтобы встать.
– Ты как себя чувствуешь? – сочувственно наклонился над ним Леонид.
– Ничего, сейчас вроде в голове даже просветлело, – успокоил его Лёня.
Мария Ивановна, направившаяся к выходу, повернулась и сказала Леониду:
– Лёнь, твоему сыну нужна другая одежда, у него носки насквозь промокли, да и пальто тоже, если не ошибаюсь, в коридоре мокрое валяется, не говоря об обуви…
– Да, Мария Ивановна, спасибо за подсказку, я сейчас что-нибудь ему подберу. Идите, мы скоро будем.
Собрались они, действительно, быстро. У Леонида с Лёней, по счастью, оказалась нога одного размера, и Леонид отдал сыну свои теплые ботинки и меховую куртку, сам же надел свою старую и еще недавно очень модную «Аляску», в которой теперь ходил на лыжах в Сосновском парке. В принципе, они туда и направлялись. Недалеко от парка находился тир Сергея.
Пять лет назад, когда Леонид шел туда первый раз пешком – машина была в ремонте, он решил пройти по парку, срезая путь, и заблудился, опоздав на встречу часа на два. Сергей потом долго над ним посмеивался, мол, заблудился в трех соснах, хотя парк был не таким уж и маленьким… С тех пор они называли его тир: «У трех сосен». Леонид надеялся, что Сергей, помня тот случай, правильно понял, где ему нужно их ждать.
Мама принесла из кухни пакет с продуктами – в нем лежал хлеб, банки с консервами, что-то завернутое в фольгу и бутылка водки.
– А водка-то зачем? – удивился Леонид.
– Пригодится, – сказала Серафима Ильинична, – мало ли, замерзнете, да и Лёнечке грудь на ночь нужно будет растереть… – и смолкла, вновь собираясь заплакать.
– Мам, мам, не надо! – попросил Леонид и, выключив свет в комнате, подошел к окну.
Пытаясь разглядеть сквозь беспокойный рой мечущихся снежинок, что делается внизу, он прижался носом к стеклу. На фоне темного двора заметить машину Марии Ивановны, стоящую в самом углу, было тяжело, но светящиеся тревожным красным светом габариты выдавали ее размытые очертания.
«Пора», – подумал Леонид и начал быстро собирать вещи Лёни, намереваясь забрать их с собой. Во-первых, их можно будет высушить и использовать в качестве сменной одежды. Во-вторых (тут Леонид снова поймал себя на том, что начинает ощущать себя участником какой-то шпионской истории), не помешает подстраховаться на случай, если к ним вдруг домой нагрянут с проверкой или даже обыском… Мама может сказать, что он уехал в командировку, и если ей поверят, это даст им недели две тайм-аута, но если здесь будут найдены вещи Лёни – тут уж охота, наверняка, пойдет полным ходом – и за ним, и за сыном. Так, по крайней мере, представлял себе положение дел Леонид, знающий о работе органов, в основном, по слухам и книжкам.
Через минуту они с сыном стояли одетые на пороге квартиры.
– Ну все, мы пошли, – сказал Леонид и, наклонившись, обнял и поцеловал Серафиму Ильиничну. – Мам, не волнуйся за нас, я постараюсь все просчитать и мы обязательно найдем выход.
– Берегите себя, – сквозь слезы прошептала Серафима Ильинична, на прощание перекрестив его и Лёню. – И позвоните, если сможете…
Нагрузив на себя Лёнин рюкзак и свою спортивную сумку, которая заметно потяжелела после возвращения мамы из кухни, Леонид осторожно открыл входную дверь и прислушался.
На площадке было тихо и, как всегда, темно. Лампочки в их подъезде очень котировались у промышляющего народа, разбирающего их не иначе, как на сувениры…
Несмотря на эту смешную, в общем-то, мысль, Леонид почувствовал легкий холодок, пробежавший по его спине, – в этой темноте могли таиться и их спасение, и подстерегающая опасность.
Глаза постепенно привыкли к мраку, и скоро Леонид стал различать окружающую обстановку по слабому свету, льющемуся из маленьких окошек на лестничных пролетах. Можно было идти, не рискуя сломать себе ноги. Лифт вызывать они не стали.
Леонид, осторожно ступая по ступенькам, начал медленно спускаться. Лёня едва слышно следовал за ним, лишь его свистящее дыхание раздавалось над ухом Леонида.
Спустившись на первый этаж, Леонид остановил сына и прошептал ему на ухо:
– Ты постой здесь, а я посмотрю, что там у выхода…
Лёня молча кивнул.
Леонид внимательно оглядел тени в углах, ожидая, не шевельнется ли какая из них и, убедившись, что на площадке никого нет, тихо спустился по оставшемуся пролету к входной двери. Отведя электрощеколду на двери в сторону, Леонид выглянул сквозь маленькую щелку наружу.
К подъезду как раз подруливала «шестерка» Марии Ивановны.
Остановив машину, Мария Ивановна, не заглушая двигателя, вышла из-за руля и направилась к подъезду.
Леонид быстро распахнул перед ней дверь, заставив ее испуганно отпрянуть.
– Ну что? – настороженно оглядывая через ее плечо двор, спросил он.
– Вроде все спокойно, – сказала Мария Ивановна, – а вот ты меня напугал: нервы напряжены, думала это уже кто-то из них…
– Спасибо, Мария Ивановна, за все, – сказал Леонид и попросил, обнимая ее на прощание: – Присмотрите за мамой, пожалуйста…
– Не беспокойся, езжайте, а то не ровен час, действительно, кто-нибудь нагрянет…
Позвав сына, Леонид быстро вышел из подъезда. Сев за руль, он бросил вещи на переднее сиденье и распахнул заднюю дверцу.
Дождавшись, когда Лёня заберется в машину, Леонид сказал ему:
– Тебе лучше лечь… Сделаем вид, что я еду один, да и тебе будет полегче в твоем состоянии.
Лёня молча начал умащиваться на сиденье. Леонид подал ему рюкзак:
– На вот, положи под голову. А ноги тебе придется поджать…
Договорить он не успел – в подъезде над их головой вдруг раздался звон бьющегося стекла и женский крик, подхлестнувший Леонида сильнее, чем пистолетный выстрел:
– Лёня-я-я, беги, Лёня-я-я!!!
Леонид рванул с места, резким вывертом руля вписываясь в арку ворот, выводящих из двора на улицу, и смутно заметил бегущую к ним фигуру, размахивающую чем-то в руке.
Лёня, не успевший нормально улечься, скатился на пол и замер между сиденьями.
– Жив? – не сбавляя скорости, крикнул Леонид, моля Бога, чтобы на его пути не оказалось пешеходов или встречных машин.
Выскочив из арки двора на Греческий проспект, Леонид резко повернул направо, едва не врезавшись в проезжающую мимо машину. Та, вильнув в сторону, дала Леониду возможность завершить поворот и проехать до перекрестка.
– Жив, а что там случилось? – озабоченно спросил Лёня, поднимаясь с пола.
– Не знаю, но думаю, что нам нужно драпать. Ты сядь пониже и упрись ногами в пол.
Притормозив перед перекрестком, Леонид глянул в зеркало и увидел, как из их двора следом за ними выскочил человек и замахал руками в их сторону. Стоявшая у обочины на другой стороне улицы невзрачная «девятка» тут же рванула с места, развернулась и помчалась за ними, резко набирая скорость.
Эту «девятку» он видел у въезда во двор уже несколько дней подряд. Вот, значит, кого она пасла…
«Плохо дело…» – подумал Леонид и, не дожидаясь зеленого сигнала светофора, свернул направо и помчался по завьюженной и колдобистой улице Некрасова, инстинктивно вжимая в пол педаль газа.
Свернув на улицу Маяковского и глядя в зеркало, как «девятка», показавшись из-за перекрестка, неумолимо настигает их, повторяя все их маневры, Леонид пытался просчитать, что сейчас сидящий в ней человек будет делать – пойдет на обгон и вынудит их остановиться, или, как показывают в боевиках, будет подрезать и таранить? Или, может, вообще вытащит базуку и пальнет по ним…
Несмотря на тревогу за сына Леонида вдруг охватил азарт, который приходил к нему не часто и в самые неподходящие моменты.