Ему что-то ответили.
— Вы уверены, что он поймёт?
На том конце были уверены. Саблин шумно почесал в затылке и вызвал Громова:
— Витязь, на связи База. Ответьте Базе, Витязь.
— База, я весь внимание.
— Слышь, Костя, тут тебе из Города звонят — говорят, срочное дело.
— Кто звонит?
— Чудак какой-то. Назвался Капитаном. Говорит, ты поймёшь.
— Понял. Возвращаюсь.
Громов заложил вираж и лёг на обратный курс к аэродрому. На лице его, спрятанном под забралом защитного шлема и кислородной маской, играла неопределённая улыбка — ни один из его многочисленных друзей, даже Лукашевич или Стуколин, не смогли бы сказать, что она означает. Возможно, это была просто улыбка.
(Санкт-Петербург, январь 2000 года)
На улице Некрасова имеется небольшой ресторан под названием «Пивной клуб». Там можно отведать жаркое из ляжки кенгуру или стейк из хвоста крокодила. К обширному меню из сотни деликатесных блюд прилагается список на два десятка сортов пива. Кроме того, прислуживает в этом ресторане довольно забавный, но вполне натуральный негр — наверное, для того, чтобы любой россиянин, придя сюда, мог почувствовать себя (белым человеком(. По соседству с «Пивным клубом» располагается магазин «Солдат удачи», торгующий военной амуницией. Настоящий солдат удачи, занеси его в этот магазин нелёгкая, будет наверняка разочарован: вместо реального оружия здесь продаются макеты и модели, которые ни один уважающий себя коллекционер не то что на стенку не повесит, но даже и в руки не возьмёт. Однако, купившись на название магазина, офицеры разных мастей и воинских званий частенько появлялись на улице Некрасова, а чтобы не уходить просто так, заглядывали в «Пивной клуб», в конце концов облюбовав его для постоянных посиделок.
Бывал там — не реже раза в неделю — и капитан ВВС в отставке Алексей Стуколин. Работа в качестве консультанта по военной технике при одном из питерских издательств, специализирующихся на выпуске роскошных и безумно дорогих энциклопедий, доход приносила небольшой, но Алексей жил экономно, а потому мог себе позволить раз в неделю «оттянуться на полную катушку» в компании себе подобных.
И вот как-то погожим субботним днём Стуколин сел на трамвай и приехал на улицу Некрасова. Войдя в ресторан, он обнаружил за одним из столиков компанию из трёх знакомых ему офицеров.
Сегодня всеобщим вниманием овладел коллега Золотарёв. Он недавно вернулся из Чечни, заработав там орден Мужества и очередное звание, а потому мог поделиться свежим боевым опытом. Стуколин заказал себе две кружки «Будвайзера» и солёных сухариков, после чего присел к столику.
— Ну так вот, — рассказывал Золотарёв, — только я из манёвра вышел, тут мне и засадили «стингеpом» прямо в мотор. Машину вниз повело, чую — в штопор заваливаюсь. Дёргаю ручку на себя, но тут обшивка рваться начала, и я за рычаги катапультирования схватился…
На этом месте Золотарёв остановился и сделал большой глоток, разом опустошив кружку. Слушатели нетерпеливо заёрзали. Стуколин, которому ни разу не приходилось катапультироваться в ходе боя, посмотрел на них с превосходством; он полагал, что пилот, не сумевший уберечь свой самолёт, — это плохой пилот.
— И ты, значит, катапультировался? — не выдержал один из слушателей — капитан противовоздушных войск Андронов, прославившийся тем, что в самом начале необъявленной войны НАТО против Югославии подал рапорт и уехал добровольцем в Косово.
Золотарёв ухмыльнулся, пригладил свои пышные усы и, взявшись рукой за новую кружку, продолжил рассказ:
— Катапультировался, в общем, — подтвердил он догадку Андронова. — А видимость, я уже говорил, у земли была низкая — туман, и чечены не видели, куда я сел. Но вот ведомый — дурак! — вздумал посмотреть, как я там устроился, и два круга надо мной сделал. Радисты потом рассказывали, что чечены сразу это дело просекли и в эфире обменивались: мол, если самолёт круги нарезает — значит, лётчик жив и где-то внизу прячется. А я за дерево зацепился и повис. Пояс с гранатами вниз тянет. Хотел расстегнуть и сбросить, но испугался: кольцо за ветку заденет — взрывом на клочки порвёт. Короче, вместо этого стал раскачиваться, пока до ствола не добрался. Ухватился, перерезал стропы. Слез вниз. Думаю, надо уходить. Если чечены найдут — живым в землю закопают; были прецеденты. Пошёл в горы… — Золотарёв выдержал новую паузу, наслаждаясь нетерпением слушателей. — С грехом пополам влез куда-то, а тут стемнело совсем. Решил, дальше не пойду, здесь переночую. Распаковал НАЗ[28]. Лодку резиновую на склоне расстелил, парашютом накрылся. Ночь, короче, перекантовался, хотя больше мёрз, чем спал. В «Комаре» [29] батарейки севшие оказались; найти бы ту суку, которая НАЗ собирала — убил бы урода! Думаю, возвращаться надо под моё дерево. Где в другом месте свои же не найдут, и тогда точно кранты. Пошёл назад, сел, жду. Слышу — где-то внизу собаки лают. Ага, думаю, это по мою душу чечены идут. Сдаваться я не собирался. Взял гранаты. Одну — на груди оставил, одну — к животу привязал, остальные — вокруг разложил. Всё, думаю, отлетался…
Негр-официант принёс Стуколину пиво и сухарики, и, пока тот разбирался со всем этим хозяйством, Золотарёв молчал, хитро улыбаясь.
— Надо думать, всё идёт к счастливой развязке, — заметил ещё один из участников посиделок — майор Кривцов, отслуживший три месяца в миротворческом контингенте в Приштине. — Иначе ты здесь не сидел бы.
— Логично, — признал Золотарёв. — Но главное ещё впереди.
Стуколин пригубил из кружки и спросил.
— Ты хочешь сказать: позади?
Он всегда более чем скептически относился к байкам, рассказываемым коллегами, не без оснований полагая, что цветистые подробности их подвигов высосаны из пальца. Он сам мог порассказать много интересного и поучительного, однако на все подначки предпочитал отшучиваться: честное слово, данное когда-то советнику Маканину, было покрепче любой подписки о неразглашении.
— Давай рассказывай, — снова проявил нетерпение Андронов.
— На чём я остановился? — спохватился Золотарёв, несколько озадаченный вопросом Стуколина. — А, ну да. Попрощался я, значит, с жизнью. Но тут слышу: «вертушка» летит. Блин, думаю, в самый раз. Воля к жизни пробудилась. Потом-то выяснилось, что наши меня с рассвета искали. И вот нашли. Но оказалось, я рано радовался. Тут как в кино: и наши подвалили, и чечены. Наши с «вертушки» по ним палят, чечены — по мне. Но самое страшное уже в конце было. Я на тросе вишу, лебёдка крутится медленно, глаза закрыл, из АКСУ [30] своего палю в божий свет, как в копеечку. Вдруг по ушам как шарахнет, огонь, жар. Ну, думаю, теперь точно звездец. А это, оказывается, вертолётчик, дубина, по чеченам HУРСами [31] садит — прямо над головой. Думал, оглохну к чертям собачьим. До сих пор в ушах звенит…