— Я уже предупреждала Татьяну Георгиевну, что все костюмы залиты шампанским и прожжены сигаретами. Сегодня опять устраиваете попойку?
— Меня пригласили… я не знаю… — замялся Павел.
— А кто должен знать? — напустилась на него костюмерша. — Опять спохватитесь, когда все закроем! Откуда нам знать, понадобятся фужеры или нет.
— Понадобятся, — заверил ее Павел.
— Ну вот, а говоришь, не в курсе. Вноси по десять тысяч за фужер. Они у нас из реквизита.
Граф безропотно полез в карман. Из динамика на стене послышались аплодисменты и крики «браво». В гримуборную с большим букетом высоченных алых роз ввалился Стасик. Увидев деньги в руках графа, напустился на костюмершу:
— Баба Клава, ты чего это? За фужеры я в реквизиторском с Нинкой расплатился.
— Ты с Нинкой, а товарищ вот со мной, — резонно ответила костюмерша и, спрятав деньги, с достоинством удалилась.
Вместо нее с шумом и матом ввалился все тот же рабочий сцены, притащивший две коробки с шампанским. Поставил их на пол, не глядя на Павла, подошел к пепельнице, вытащил из нее самые крупные бычки и со словами: «А говорит, не курит», — ушел. Стасик убрал коробки на широкий подоконник, за штору. И снова обратил маслянисто-призывный взор на Павла.
В коридоре возник какой-то скандал. Ногой толкнув дверь, в гримуборную влетела Татьяна. Остановилась, развернулась и рванула обратно в коридор. Павел услышал ее крик: «Если эта падла еще раз пойдет кланяться впереди меня, я скину ее в оркестровку!» Удовлетворившись угрозой, она вернулась, захлопнула дверь так, что зеркало, прикрепленное к ее внутренней стороне, чуть не вылетело, уселась на стул и приказала Стасику: «Раздевай!» Тот, пристроившись сзади, проворно взялся расстегивать многочисленные крючки на ее платье. Татьяна намочила тампоны пивом и принялась снимать грим с лица. Закончив с крючками, Стасик опустился на колени, чтобы расшнуровать ее белые ботинки. Павел обратил внимание на очень высокие каблуки, расширяющиеся книзу. Как только Стасик снял с нее обувь, она встала и позволила его ловким рукам стащить с нее тяжелое белое платье. От волнения Павел старался не дышать, чтобы ненароком не выдать своего присутствия. Стараниями Стасика Татьяна осталась в корсете и короткой нижней юбке. Она подняла руки вверх и закинула назад голову. Стасик занялся корсетом. Павел понял, что дальнейшее его присутствие при раздевании не совсем прилично, поэтому вежливо кашлянул.
— Граф, вы проснулись? Большой ошибкой было приглашать вас на спектакль, по-моему, в моей гримуборной вам намного интереснее, — при этом Татьяна даже не сделала попытки поглядеть в его сторону. — Вы когда в последний раз были в театре?
— В прошлом году в «Мулен Руж», — признался он.
— А, это где делают так, — она задрала и без того короткую юбку, чтобы покрутить пышным задом перед его глазами. Потом вылезла из корсета и, забыв о графе, прошла мимо него с обнаженной полной грудью в нишу — принимать душ. Из-за полупрозрачной занавески полетели на пол нижняя юбка, белые чулки и шелковые кремовые трусы. Стасик аккуратно подобрал эти предметы и, услыхав стук в дверь, поспешил ее открыть. На пороге толпилось несколько мужчин с букетами цветов. За ними виднелись женские головки. Но кто-то сзади прогремел: «Посторонись», — и тот же рабочий внес две корзины цветов. После этого ввалились гости. Из пяти мужчин и трех женщин Павел знал в лицо только одного. Однажды довелось играть в карты за соседними столами. Остальные ему были не знакомы. Но почему-то именно они с приветливыми улыбками обратились к Павлу, как к старому приятелю.
— Граф, как приятно видеть вас среди поклонников таланта нашей несравненной Танечки!
— Как вам спектакль? Такого в Европе не увидишь!
Павел улыбался и кивал головой. Он понимал, что никакого ответа от него и не ждут. Эти восторженные друзья знаменитой актрисы довольны, что их компания несколько разнообразилась с приходом нового человека. Его больше интересовал среднего роста широкоплечий мужчина с волнистой черной шевелюрой, подернутой легкой проседью. Он был в двубортном темно-синем костюме в серую тонкую полоску. Вместо галстука вокруг его шеи был повязан шелковый платок цвета маренго. Он сразу отделился от остальных гостей, подошел к окну, приоткрыл форточку и закурил «Ротманс». Его волевое, с тяжелым подбородком лицо несколько портили маленькие глаза, взгляд которых казался тяжелым из-за густых совершенно седых бровей.