Когда выдающийся американский знаток пчел профессор Эверетт Филиппс посетил перед войной Австрию, он нанес визит Гельцлю, за работами которого следил по статьям, печатавшимся в журналах. Конечно, у нас такой факт никого особенно не удивит. Столько учёных — академиков и профессоров — посещают передовиков в колхозах и совхозах, знакомятся с их работами, анализируют их опыт… А вот в Австрии о визите профессора Филиппса к Гельцлю почти спустя двадцать лет пчеловоды помнили и говорили с умилением и гордостью, как о редкостном и знаменательном событии.
Именно Франц Гельцль, обратив внимание на то, как долго пчелы, даже вывезенные в лес, не находят леканид, уже начавших выделять падь, первым применил дрессировку пчёл на взяток с ели.
В августе 1956 года Франц Гельцль должен был выступить с докладом на проходившем в Вене XVI Международном конгрессе пчеловодов, и участвовавшая в работах конгресса советская делегация с особым интересом ожидала встречи с замечательным натуралистом.
Увы, нашей встрече с Францем Гельцлем не суждено было состояться, как не суждено было сбыться мечте старого слесаря — доложить пчеловодам всего мира о своих исследованиях. Взволнованный предстоящим выступлением, выехал он в Вену, но по дороге скоропостижно скончался. И председательствовавший на конгрессе президент австрийского союза пчеловодов, сообщая о его смерти, о заслугах этого скромного человека перед пчеловодной наукой и общей энтомологией, счел нужным особо подчеркнуть, что профессор Эверетт Филиппс в своё время лично посетил покойного на его квартире, знакомился с его препаратами…
Участники конгресса минутой траурного молчания почтили память ученого-рабочего. Доклад его был зачитан одним из австрийских пчеловодов. И слушавшие его советские пчеловоды говорили между собой о том, что печатные труды Гельцля со многих точек зрения стоило бы собрать и, переведя на русский язык, издать: на родине Гельцля его сочинения пока ещё не опубликованы.
Но исследования, начатые им, продолжены ныне в разных странах и в разных планах.
Здесь следовало бы прежде всего выделить серию остроумных опытов на кормушках с сиропом, выставленных в лесной местности, на участке, куда прилетали меченые пчёлы-сборщицы и прибегали меченые фуражиры из гнёзд Лазиусов, Кампонотусов, Формика. Оказалось, эти муравьи отнюдь не склонны делиться сладким, и если пчелы пробуют примоститься к кормушке, муравьи — даже если их всего один-два — энергично отгоняют конкурентов, сколько бы тех ни было, и пчелы отступают, унося иной раз на ножке схватившего её муравья… Стоит нескольким согнанным таким образом с кормушек сборщицам вернуться в свой улей, как самые мирные и тихие семьи охватывает яростное возбуждение: пчелы носятся над кормушками, хотя и не опускаются на них, а если кто ненароком попадется на пути, злобно жалят… Это продолжается, пока до кормушек не доберется солнце. Жаркие лучи заставляют муравьёв-фуражиров отступить, пчелы теперь спокойно опускаются на кормушки и принимаются сосать сироп.
Никаких сомнений не оставалось: крылатые сборщицы на падевом пастбище следуют за пешими муравьями фуражирами подобно овцам за крупным скотом. Овцы под корень срезают траву, не доеденную коровами, пчелы подбирают все, что обронили или не успели взять муравьи.
И при всем этом, если лесники на ежегодном опыте убеждаются, что рядом с муравейниками деревья обычно гораздо гуще заселены тлями и дольше всего остаются здоровыми и зелёными, даже пусть все вокруг кишит вредителями, то пасечники, вывозящие пчел в лес, сплошь и рядом сталкиваются с тем, что невдалеке от участков, богатых муравейниками, взяток, пусть только погода благоприятствует размножению тлей, всегда выше, устойчивее и продолжительнее, чем в лесах, где муравьиных гнёзд нет.
Впрочем, мастера-пчеловоды знают, как опасно ставить ульи слишком близко к муравейникам. Существует какая-то невидимая, но вполне реальная граница, переступать которую рискованно, иначе целые отряды муравьёв направляются к ульям, цепями поднимаются по колышкам или подставкам, по прилетным доскам и скопом нападают на стоящую у летков стражу. Сняв посты караульных, они прокладывают дорогу в глубь гнезда. Теперь одни шайки атакуют матку, иногда даже убивают её, другие, пользуясь суматохой, растаскивают расплод, а главная масса набрасывается на медовые склады и волна за волной уносит запас корма, досуха опустошая ячеи.
Ничего этого не происходит, когда точки с ульями расположены достаточно далеко от муравьиных гнёзд или если приняты меры к охране ульев.
Вместе с тем опытные пчеловоды в совершенстве владеют приёмами, с помощью которых можно усиливать сбор пади пчелами. Достаточно ствол дерева, хотя бы просто кольцо у основания, смазать каким-нибудь отталкивающим муравьёв ароматическим веществом — гвоздичным маслом, например… Это ароматное кольцо перекрывает дорогу фуражирам, они перестают посещать дерево, и сладкие выделения тлей начинают вскоре моросить мелким дождём и все достаются пчелам, которые теперь спокойно выпивают эти капли и уносят падь в свои соты.
Практически, однако, нет нужды усиливать пчелиный лесной взяток за счет корма, отобранного у муравьёв. Приходится разве только помогать сборщицам находить падь. После опытов Франца Гельцля многие пасечники стали поторапливать пчел, наводить их на падевый взяток и изготовление лесного мёда.
Свежесрезанные ветки сосны или ели, обильно окропленные сахарным сиропом, сложены в плотно сколоченный дощатый ящик. Затем сюда же, на мокрые ветки, легонько сметают пчел или с доски перед летком, или со стенок улья; это все сборщицы, уже летающие в поисках корма. Как только в ящике соберется достаточно пчел, его наглухо закрывают, пристраивают на багажник велосипеда и увозят в лес метров за семьсот-восемьсот от пасеки. На это уходит всего несколько минут, так что, когда крышку снимают, пчелы в ящике по-прежнему копошатся среди хвои, набивая зобики сиропом. Потом они одна за другой выбираются из ящика, тяжело взлетают, тут же садятся на края, на ручку, с трудом делают круговые облеты, вновь садятся и опять поднимаются, а к тому времени в двухстах-трёхстах метрах вокруг ящика пчеловод уже густо обрызгал сиропом хвою нижних веток. Проделывается это самым нехитрым способом: банка с пробкой и пульверизатор с резиновой грушей — вот всё, что требуется.
Совершив несколько кругов над открытым ящиком, пчелы возвращаются в улей и своими бурными танцами — сигналами о богатом взятке, — взбудоражив всех годных в полёт, высылают на поиск корма новые воздушные эскадрильи. Сборщицы добираются и до ящика, но многие находят корм на ветвях, обрызганных сиропом. Вскоре хвоя в ящике досуха обсосана, да и окропленные сиропом ветки обобраны, а по всему лесу шныряет множество пчёл, проверяющих в поисках корма деревья с макушки до нижних ветвей.
На следующий день операция повторяется с пчёлами других ульев, в полет уходят новые партии разведчиц, слизывающих капли отсыревшей за ночь старой пади и падь свежую. Привесы контрольного улья на пасеке быстро растут. Они продолжают расти и завтра, и послезавтра, но только на пасеке, откуда пчелы были специально направлены в лес. Сборщицы с других пасек — они могут быть расположены совсем рядом — обнаружат корм в лесу только на четвертый, пятый день.
Состоялось уже несколько международных совещаний, участники которых обсуждали разные вопросы, связанные с происхождением пади, с её использованием пчёлами и другими насекомыми, особенно муравьями, наконец, с особенностями пади как продукта питания. Уже написаны обстоятельные монографии о тлях, производящих падь, и растениях, на которых она бывает обильной, о качестве так называемого «лесного мёда» и о его влиянии на пчёл. Стало известно, что действительная причина многих заболеваний пчёл, питающихся падевым мёдом, до сих пор не установлена, что падевый мёд обладает ценными диетическими свойствами и для людей он более питателен, чем нектарный. Стало известно, что если отобрать осенью из улья рамки с падевым мёдом и поставить на их место пустую сушь, а одновременно скормить пчёлам необходимое количество сахарного сиропа, то пчёлы перезимуют благополучно…