— Тяжелая работа, а? — посочувствовал я.
— Да нет, не очень. Но когда приказ только поступил… Все эти наемные рабочие, консультанты, инвесторы, журналисты, политики… Особенно достали журналисты и политики.
— Понятно. Эти небось подняли вой до небес. Все никак не определятся, кому принадлежит Вселенная. Кажется, сейчас наплыв стал поменьше.
— Остались только специалисты, — кивнула она.
— Все-таки это не способствует популярности проекта. Все эти дурацкие приказы свыше… Так и до саботажа недалеко. Интересно, что по этому поводу думает аль-Банни?
Она изогнула губки.
— Я слышала, как он упоминал… э-э, «дедушку тысячи паршивых верблюдов».
— Ну, это неточный перевод. По-арабски наверняка все гораздо цветистей. Ну, пока! — Я взял свой бейджик и вышел. Она предупредила, что покинуть Твердыню будет намного проще.
Погода менялась к лучшему. По небу бежали облачка, солнце уже не жарило как сумасшедшее. С кромки леса на юге долетал легкий ароматный ветерок, свежий и обнадеживающий.
Но следующий поворот открыл зрелище, которое моментально вернуло меня в пучину отчаяния. Я увидел взлетную площадку. Это был сущий кошмар. Казалось, что бронза, из которой был сделан прекрасный гордый конь, успела потускнеть и пойти пятнами. Часть конструкции была взята на экспертизу, и теперь там чернели отвратительные дыры. Машины, которых пригнали сюда вчера, стояли в стороне, готовые завершить разборку в понедельник. Ветерок вздыхал о недавнем славном прошлом.
Я вернулся к зданию, где размещалась лаборатория по средствам связи. Гулкое эхо встретило меня на входе. На втором этаже сияли огни, сверкали инструменты и были разложены части поврежденного оборудования. Волчьим чутьем я уловил отдаленный запах магии — не так отчетливо, как если бы я обернулся, но вполне ощутимо. В зале никого не было, кроме Джима Франклина и пары ассистентов. Помощники кивнули мне и вернулись к работе. Джим подошел поздороваться и постарался развеять гнетущее ощущение бодрой улыбкой.
— Стив, ты вернулся. Справил свои дела?
— Почти.
Сомнительно, конечно. Но мне не хотелось посвящать его в наши налоговые трудности, а о Балавадиве лучше пока вообще молчать.
— А что у вас?
— Ну, пришлось потрудиться, чтобы разобраться, что стряслось со связью. Пока не густо — удар был чертовски сильный, но кое-что все-таки уцелело. Вот локатор заклинило в противоположных показаниях: красная черта на приближение, синяя — на удаление. А сейчас мы работаем над переговорным устройством, оно выдает только писк и вой.
— Шуточка в стиле Койота, — пробормотал я.
— Возможно. Я вот думаю, не он ли подстроил одну штуку, про которую мне рассказывал отец.
— Когда?
— Во время войны. Папа работал в Сухом ущелье, брал пробы грунта. Они собирались ударить оттуда по врагу, ты, наверное, слышал про это. Вызвали сильный суховей и уже направили его в сторону вражеских позиций, и тут смерч внезапно превратился в огромную гремучую змею и рухнул вниз. К счастью, там находился офицер охраны, который знал нужное заклинание, и он сумел заморозить эту дуру прежде, чем она успела кого-нибудь укусить. Они потратили несколько дней, чтобы снять чары, и вторая попытка удалась. Но, может, там в это время пробегал Койот и решил поразвлечься. Южная Калифорния тогда еще не была так густо заселена, как сейчас.
— Гм-м. Значит, теперь, увидев такое большое поселение в самом центре своих владений и толпы народу, он взялся за дело серьезней?
Странно не то, что я никогда не слышал о случае в ущелье, странно, что о нем не знала и Джинни. Кое-что общее есть.
— Отец рассказал мне по секрету. А то ведь за разглашение полагалась какая-то гадость. Ума не приложу почему.
— Чего тут думать — правительство.
— Угу. Они наконец решились обнародовать эти сведения, но вся информация уже безнадежно устарела, даже в рамках этой специальности. Я узнал, что Смитсоновский институт приобрел змею из армейского морозильного склада и собирается выставлять ее на обозрение. Это может привлечь публику. Тварюга тогда их чуть не прихватила за мягкое место. Тоже мне, «задогрыз гигантский».
Джим был натуралистом-любителем.
Я повертел головой.
— А где Хелен? — спросил я, подразумевая Хелен Краковски, заместителя нашего шефа.
— Вызвали в управление, как всех шишек. Черт возьми, им бы работать и работать, а НАСА заставляет их все время отвечать на идиотские вопросы! Поразительно, как это аль-Банни пока выкручивается.
— Может, он отключил телефон. У него неплохие связи среди военных. Или он сейчас громит бюрократов. Или по-быстрому выдумывает религиозные причины, по которым он не может путешествовать.
— Ну, Хелен приказала нам продолжать работу, а когда упаримся, ехать по домам и ждать вызова… который может прийти когда угодно. Мы тут сидим сегодня весь день, потому что я запланировал эксперимент, который откладывать нельзя. Я так и жду, что на следующую неделю весь персонал будет занят писанием отчетов и объяснительных или… поиском новой работы, — горько добавил он.
— Эх! Что мне делать?
— Хорошо, что ты пришел. Мы хотим пустить в ход твои особые таланты.
Маленькая команда Джима пыталась понять, почему переговорное устройство издавало вой койота. Тут могла крыться ниточка к причинам катастрофы, которые необходимо выяснить до следующего запуска, если таковой вообще будет. Джим докопался, что главный кристалл каким-то образом попал в волновые колебания и заклинил между двумя альтернативными, так сказать, историями. Это предположение проверить было трудно. Тестовый аппарат был оснащен двумя мандрагоровыми усилителями. Оба корня были мужские, и их голубой союз протекал бурно и сварливо. Если Джим оставит их соединенными на всю ночь, можно считать аппарат загубленным и начинать все сначала.