Пшеница, уголь, руда Украины и мечты о кавказской нефти канули в вечность.
В ставке Гитлера стали появляться промышленники и подолгу беседовать с ним. В штабе Гитлера говорили, что хозяева Германии заволновались. Первым приехал в ставку руководитель имперского объединения «Железо» д-р Рехлинг.
Вслед за ним в собственном поезде приехал пушечный король Крупп. В эти же дни в ставке появился Геринг, который беззаботно проводил время на охоте в Роминтене.
Страдания и ужасные потери немецкой армии на Восточном фронте его мало беспокоили. Он привез с собой охотничью добычу и крепкое пиво, которое специально варилось для него.
За обедом с Гитлером Геринг зачитал ему письмо, полученное от Шахта. Шахт писал, что в кругу промышленников положение на Восточном фронте считают опасной угрозой для Германии и что в данной обстановке необходимо искать мира с западными державами. Шахт намекал, что, по данным частных источников, такие переговоры могли бы привести к успешным результатам. Письмо Шахта вывело Гитлера из себя.
Потеряв всякое самообладание, он осыпал Шахта ругательствами. Гитлер кричал, что Шахт хочет его обойти и проводить политику за его спиной. Всякие переговоры с англо-американцами без его ведома он будет рассматривать как государственную измену. Гитлер грозил отправить Шахта в концлагерь.
В то время как Гитлер неистовствовал, Геринг продолжал спокойно сидеть рядом. Он старался отвлечь Гитлера и в конце концов развеселил его своим рассказом о том, что старый Шахт развелся с женой и женился на своей молоденькой секретарше.
Гитлер и генералы
После того как немецкие войска были отброшены за Днепр, Гитлер созвал в ставку командующих армейскими группировками и армиями на Восточном фронте. Они были собраны в зале казино, расположенного в 500 метрах от блиндажа Гитлера. Гитлер в сопровождении Бормана, Шауба, Шмундта и Линге подъехал к казино в автомобиле. При входе Гитлера в зал собравшиеся фельдмаршалы и генералы встретили его, стоя с поднятой по-фашистски рукой. На этом собрании Гитлер выступил с речью, в которой он требовал во что бы то ни стало удержать фронт.
Он указывал при этом на благоприятную обстановку для дальнейшего ведения войны на Востоке в связи с тем, что открытие второго фронта во Франции все более явно оттягивается. Гитлер зачитал присутствующим две сводки немецкого информационного бюро, указывавшие на разногласия, возникшие на этой почве между англо-американцами и русскими.
В конце речи Гитлер патетически заявил:
— Господа! Если в будущем для Германии наступит грозный час, я надеюсь, что вы, мои генералы, будете стоять на баррикадах вместе со мной! И вы, мои фельдмаршалы, бок о бок со мной, с обнаженными мечами!
При этих словах фельдмаршал Манштейн, командовавший в то время армейской группировкой «Юг», вскочил со своего места и воскликнул:
— Ведите нас, фюрер!
Гитлер замолчал и недоуменно покосился на Манштейна. Он не поверил в искренность его слов. Манштейн, типичный генерал вильгельмовской школы, был известен как закостенелый монархист, приспособившийся к нацизму. В тот момент, когда Гитлер в недоумении повернул голову в сторону Манштейна, Кейтель воскликнул:
— Нашему высокочтимому фюреру троекратное «Хайль, хайль, хайль!».
Фельдмаршалы и генералы встали с мест и подняли руки. Кейтель трижды крикнул: «Зиг-хайль! Зиг-хайль! Зиг-хайль!». Все хором повторяли за ним. Он запел национальный гимн «Германия, Германия превыше всего!», а затем «Хорст Вессель». Присутствующие пели вместе с Кейтелем. Национальный гимн был пропет довольно дружно, но «Хорст Вессель» — вразнобой, так как фельдмаршалы и генералы плохо знали текст и мелодию этого гимна национал-социалистов. Между тем Гитлер покинул зал.
На обратном пути к блиндажу в автомобиле Гитлера царило гробовое молчание. Борман выдавил сквозь зубы: «Неслыханно!».
Вернувшись в блиндаж, Гитлер сразу пошел в зал для совещаний. Шмундт, Шауб и Линге направились в адъютантскую. Шауб состроил кислую мину и втянул голову в плечи, что у него означало: «Быть грозе!». В этот момент в комнату вошел Борман и сказал Шмундту:
— Пусть Манштейн немедленно явится к фюреру!
Шмундт пошел за Манштейном и проводил его к Гитлеру. Оттуда сразу донесся громкий крик Гитлера. Он кричал на Манштейна, что тот не смел прерывать его, что это недисциплинированность. Гитлер пробирал Манштейна в течение 10 минут. Манштейн вышел от Гитлера с видом провинившегося и наказанного школьника.
Жизнь в «Бергхофе»
Во второй половине февраля 1944 года Гитлер приказал приступить в ставке «Вольфшанце» к работам по перекрытию железобетоном толщиной в 7 метров своего блиндажа, так называемого «блиндажа для гостей», в котором размещались приезжавшие в ставку для доклада Гитлеру партийные руководители и министры, блиндажей, где помещались коммутатор, телеграф и радиоузел, и других блиндажей. Ранее блиндажи ставки были покрыты бетоном толщиной в 2 метра; это теперь казалось Гитлеру уже недостаточным, так как он стал бояться налетов русской авиации. Работы по перестройке блиндажей были рассчитаны на несколько месяцев. На это время Гитлер решил переселиться со ставкой на Оберзальцберг. В Восточной Пруссии, под Летценом, остался только начальник генерального штаба сухопутных войск Цейцлер со своими сотрудниками. 23 февраля Гитлер выехал из «Вольфшанце» в своем поезде на Оберзальцберг через Мюнхен, где он остановился на короткое время. Из Мюнхена вместе с Гитлером на Оберзальцберг поехала Ева Браун со своей сестрой Гретель и подругой фрау Шнейдер. Свою подругу фрау Шенеман Ева Браун на этот раз не пригласила в «Бергхоф», так как приревновала ее к Гитлеру, потому что он, находясь в замке в 1943 году, уделял ей слишком много внимания. Туда же через несколько дней приехала мать Евы Браун. Ева Браун, используя свое все возраставшее влияние на Гитлера, получила его разрешение поселить свою мать в замке «Бергхоф». Из женщин, окружавших Еву Браун, в это время в замке находились также жены лейб-медика Мореля, хирурга Брандта, адъютанта Белова и секретарши Гитлера.
Кейтель, Йодль, Буле и Шерф, как и в 1943 году, поместились в здании канцелярии, которая находилась на Оберзальцберге между Берхтесгаденом и Бишофсхайде, в получасе езды от «Бергхофа». Вместе с ними на этот раз поместился и адмирал Фосс, который стал офицером связи Деница при ставке Гитлера вместо адмирала Кранке, назначенного командующим военно-морскими силами на Атлантическом побережье. Геринг с женой и семилетней дочерью поселился на своей вилле на Оберзальцберге. Гиммлер и Дениц — поблизости от Зальцбурга. Там же, в своем замке «Фушель», поселился Риббентроп. В Берхтесгадене, в казарме «Штруб», разместились со своим штабом комендант ставки Гитлера полковник Штреве и Варлимонт со штабом оперативного руководства. Штреве был назначен комендантом ставки осенью 1942 года вместо Томаса, который был переведен на фронт в Северную Африку, где и погиб.
Распорядок дня в замке «Бергхоф» был приблизительно таким же, как и в марте — июне 1943 года. Гитлер вставал около двенадцати. В час или в половине второго, после завтрака, он в большой гостиной замка проводил дневное военное совещание. К концу военного совещания в салоне, примыкающем к большой гостиной, собирались, в ожидании обеда, Ева Браун, ее мать и сестра Гретель, фрау Шнейдер, компаньонка Евы фрейлейн Каструп, Борман, Белов и Брандт со своими женами, Отто Дитрих, Хевель, Лоренц, секретарши и адъютанты Гитлера. Около половины четвертого Гитлер под руку с одной из дам, которая, по заведенной традиции, должна была сидеть рядом с ним за столом, вел все общество в столовую. За обедом, как и в прошлом году, велись самые пустые разговоры. Война не упоминалась ни единым словом. После обеда при хорошей погоде Гитлер вместе с другими отправлялся на прогулку к павильону «Моослендеркопф».
В плохую погоду Гитлер оставался в замке и проводил время с Евой Браун в ее комнате. Они обычно вместе просматривали старые немецкие иллюстрированные журналы 1933 — 1939 годов и любовались снимками, отражавшими годы его «величия». Гитлер ужинал в восемь вечера в обществе тех же лиц, с которыми обедал. После ужина Гитлер проводил вечернее совещание, которое заключалось в том, что его военные адъютанты Белов, Путкаммер и Борман поочередно вкратце докладывали обстановку на фронтах. После вечернего совещания в большой гостиной начинался обычный «вечерний чай» с неизменным шампанским и граммофонными пластинками. Разнообразие в этом году внесли коктейли, которые изготовлялись по рецептам Евы Браун. Этим коктейлям она и эсэсовские ординарцы давали различные шутливые названия. Когда Гитлеру однажды подали новый коктейль, он спросил, какое название ему дано. Гитлеру ответили: «Автобус». Он заинтересовался, почему именно «автобус». Когда Гитлеру объяснили, что, очевидно, потому, что он, как автобус, много вмещает в себя и действует с такой же быстротой, с какой мчится автобус, он очень смеялся и хвалил Еву Браун за изобретательность. После полуночи, по распоряжению Евы Браун, подавался второй (легкий) ужин: черепаховый суп, бутерброды, сосиски.