— Мой фюрер, а для кого нам теперь прорываться?
Гитлер повернулся к Линге, несколько секунд молча смотрел на него и напыщенно произнес:
— Для грядущего человечества!
Он вяло пожал руку Линге и Крюгеру, поднял правую руку в фашистском приветствии. Линге и Крюгер вытянулись по-военному и тоже высоко подняли руки, в последний раз приветствуя Гитлера. Затем они закрыли дверь кабинета Гитлера и вместе побежали в старое бомбоубежище,
— Только бы ничего больше не слышать и не видеть, — крикнул на бегу Линге Крюгеру.
… Ева Браун вышла из комнаты Геббельса две-три минуты спустя после Гитлера. Медленными шагами она пошла в кабинет Гитлера. Через несколько минут вышел из своей комнаты Геббельс и направился через приемную в комнату для совещаний, где тем временем собрались Борман, Кребс, Бургдорф, Науман, Раттенхубер и Аксман.
Линге, пробыв несколько минут в старом бомбоубежище, вернулся в бомбоубежище Гитлера. У раскрытой бронированной двери в приемную, стоял Гюнше с дежурным оберштурмфюрером СС Фриком. Оставалось несколько минут до четырех. Линге, проходя мимо Гюнше, сказал:
— Я думаю, что все уже кончено, — и быстро прошел в буфетную. Там Линге сразу почувствовал запах пороха, как это бывает после выстрела, и тут же снова вышел в приемную. Там неожиданно оказался Борман. Он стоял, опустив голову и опершись рукой о стол, около самой двери в комнату для совещаний. Линге доложил Борману, что в буфетной чувствуется запах пороха. Борман выпрямился и вместе с Линге поспешил к кабинету Гитлера. Линге открыл дверь и вошел вместе с Борманом в комнату. Им представилась следующая картина: на диване слева сидел Гитлер. Он был мертв. Рядом с ним — мертвая Ева Браун. На правом виске Гитлера зияла огнестрельная рана величиной с монету, на щеке — следы скатившейся двумя струйками крови. На ковре около дивана была лужица крови величиной с тарелку. На стене и на диване виднелись брызги крови. Правая рука Гитлера лежала на его колене ладонью вверх. Левая — висела вдоль тела. У правой ноги Гитлера лежал револьвер системы «Вальтер» калибра 7,65 мм, а у левой ноги — револьвер той же системы, калибра 6,35 мм. Гитлер был одет в свой серый военный китель, на котором были золотой партийный значок, железный крест 1-го класса и значок за ранение в первую мировую войну, который он носил все последние дни. На нем были белая рубашка с черным галстуком, черные брюки навыпуск, черные носки и черные кожаные полуботинки.
Ева Браун сидела на диване, подобрав ноги. Ее светлые туфли на высоких каблуках стояли на полу. Губы ее были крепко сжаты. Она отравилась цианистым калием.
Борман снова выбежал в приемную и позвал эсэсовцев, которые должны были вынести трупы в парк. Линге вышел в буфетную, чтобы достать из-под стола приготовленное им одеяло и завернуть в него труп Гитлера. Он расстелил одеяло на полу в кабинете Гитлера. С помощью Бормана, который снова вернулся в комнату, Линге уложил еще не остывшее тело Гитлера на пол и завернул его в одеяло.
Гюнше поспешил в комнату для совещаний. Он так быстро распахнул дверь, что стоявшие у стола Геббельс, Кребс, Бургдорф, Аксман, Науман и Раттенхубер вздрогнули. Гюнше крикнул: «Фюрер умер!». Все бросились в приемную. В этот момент из кабинета Гитлера вышли Линге и эсэсовцы из личной охраны Линдлофф и Рейсер с телом Гитлера. Из-под одеяла виднелись ноги Гитлера в черных носках и черных полуботинках. Тело Гитлера понесли через приемную к запасному выходу в парк. Стоявшие в приемной Геббельс, Бургдорф, Кребс, Аксман, Науман, Гюнше и Раттенхубер подняли для приветствия руки. Затем из кабинета Гитлера вышел Борман и вслед за ним Кемпка с телом Евы Браун на руках. Геббельс, Аксман, Науман, Раттенхубер, Кребс и Бургдорф направились за телом Гитлера к запасному выходу. Гюнше подбежал к Кемпке, взял у него тело Евы Браун, которое не было завернуто в одеяло, и понес его к выходу. От Евы Браун исходил характерный острый запах цианистого калия. Быстро поднявшись по лестнице, Гюнше прошел в парк мимо Геббельса, Аксмана, Наумана, Бургдор-фа, Кребса и Раттенхубера, которые стояли на верхней площадке лестницы и не выходили в парк из-за сильного артиллерийского обстрела. Завернутое тело Гитлера лежало на земле в двух метрах от запасного выхода. Рядом с ним, с правой стороны, Гюнше положил тело Евы Браун. В этот момент Борман нагнулся над телом Гитлера, отвернул одеяло с его лица, посмотрел на него несколько секунд и снова прикрыл одеялом. В парк рейхсканцелярии и на бомбоубежище с воем и свистом падали снаряды. Густые облака дыма неслись над растерзанными деревьями парка. Рейхсканцелярия и прилегающие здания были объяты сплошным пожаром. Борман, Гюнше, Линге, Линдлофф, Кемпка, Шедле и Рейсер взяли приготовленные бидоны с бензином и вылили на трупы Гитлера и Евы Браун все 200 литров. Зажечь бензин долго не удавалось. От сильного ветра, вызванного бушующим пожаром, гасли спички. Наконец Гюнше схватил лежавшую у двери ручную фанату, чтобы с ее помощью зажечь бензин. Не успел он вытащить запал, как Линге зажег бензин, бросив на трупы зажженную бумагу. Трупы Гитлера и Евы Браун моментально были охвачены пламенем. Дверь бомбоубежища плотно прикрыли, так как языки пламени пробивались через остававшуюся щель. Борман, Геббельс, Аксман, Науман, Кребс, Бургдорф, Гюнше, Линге, Шедле, Кемпка, Рейсер и Линдлофф стояли еще несколько секунд на верхней площадке лестницы, и затем все молча спустились в бомбоубежище. Гюнше пошел в кабинет Гитлера. Там все оставалось по-прежнему. На полу, около лужи крови, все еще лежали оба револьвера Гитлера. Гюнше поднял и разрядил их. При этом он увидел, что выстрел был произведен из револьвера калибра 7,65 мм. Второй револьвер, калибра 6,35 мм, тоже был заряжен и снят с предохранителя. Гюнше спрятал оба револьвера в карман и передал их потом адъютанту Аксмана лейтенанту Хаману. Гюнше отдал Хаману также собачью плетку Гитлера. Хаман хотел сохранить револьверы Гитлера и плетку в качестве реликвий для «Гитлер-Югенд».
Затем Гюнше пошел в комнату для совещаний, где находились Борман, Геббельс, Аксман, Бургдорф, Кребс, Монке и Науман. Там обсуждали вопрос, что делать дальше. Борман, Аксман, Монке и Гюнше настаивали на прорыве. Геббельс был против. Он театрально заявил:
— Я сейчас выйду на Вильгельмсплац. Может быть, там меня убьет пуля!
Борман от беспокойства не мог стоять на месте. Он то и дело восклицал:
— Нельзя ли достать для меня откуда-нибудь «Шторх»? Мне непременно нужно к Деницу. Это очень важно.
В глазах у Бормана был страх. «Прочь из этого ада» — было его единственной мыслью и единственным желанием. Никто уже не говорил о Гитлере. Разговоры вращались вокруг одного: «Как нам отсюда выбраться?».
Наконец, Геббельс, в качестве нового «рейхсканцлера», предложил установить связь с русским командованием и попытаться хоть на несколько часов добиться прекращения боевых действий. Было совершенно ясно, что Геббельс хотел отсрочить конец хоть на несколько часов, так как он не мог серьезно верить в реальность своего плана. Кребс предложил подождать, пока в бомбоубежище прибудет генерал Вейдлинг, который предупредил, что явится на доклад к Гитлеру в половине шестого.
Гюнше пошел в телефонную комнату. Через приоткрытую дверь из спальни Геббельса доносился рыдающий голос его жены:
— Что теперь будет с детьми и мной? Фюрер не должен был делать этого…
Тем временем Линге велел Крюгеру и ординарцу Швиделю убрать из кабинета Гитлера ковер со следами крови. При этом все трое искали гильзу, которая при выстреле автоматически должна была выскочить из револьвера. Но гильза не была найдена. Ковер был вытащен в парк и сожжен. Бумаги и сводки германского информационного бюро, лежавшие на письменном столе, Линге сжег сам. В комнатах Гитлера осталась лишь голая мебель. Линге вынул из рамы портрет Фридриха II, висевший над письменным столом, и передал его, как приказал Гитлер, пилоту Бауру, который спрятал его под китель…