- А вы собираетесь сообщить информацию прессе?
- Смотря как повернется дело.
- Вы заметили, что о ФБР я не спрашиваю. Это меня не волнует... Ну, ладно!
Каплинджер хлопнул себя по коленям и поднялся. Бабун напрягся.
- Успокойся, сынок. Я употребляю на завтрак лейтенантов только в министерстве. Пойдемте сварим кофе, -Он направился в кухню.
Он налил воды в кофеварку. Поставил на газовую плиту и поднес спичку.
Поместил наверх бумажный фильтр и засыпал три чайные ложечки кофе.
- Вы имеете право получить объяснение. Не юридическое право, а моральное.
Я искренне сочувствую вашей жене, лейтенант. И сожалею о Луисе Камачо. Слишком многое было поставлено на карту, чтобы действовать преждевременно. Он пожал плечами. - Жизнь - сложная штука.
Каплинджер придвинул вертящийся стульчик к плите и сел на него.
- Три года назад, нет, уже четыре, один полковник КГБ перебежал в Соединенные Штаты. В газетах об этом не сообщалось, поэтому его фамилию я не назову. Он считал, что набит важной информацией, за которую мы отвалим ему тонну долларов и обеспечим роскошную жизнь на Западе. Деньги и документы он получил. Но информация его мало чего стоила. Однако он сказал кое-что, чему сам не придавал значения, но нам это показалось очень интересным.
Каплинджер проверил, не закипела ли вода в кофеварке.
- Года за три до своего бегства он заглянул в "Аквариум" - штаб-квартиру ГРУ, советской военной разведки. Что он там делал, неважно. Но ему пришлось зайти к генералу, который не ожидал посетителей. На столе у генерала лежал листок бумаги, на котором были написаны четыре имени. Полковник сумел прочесть эти имена до того, как генерал прикрыл бумажку подвернувшейся папкой.
На поверхности воды появились пузырьки. Каплинджер продолжал, следя за кофеваркой:
- Под гипнозом перебежчик смог вспомнить три имени из четырех. Одно из них нам было известно - В. Я. Цыбов.
Кофеварка засвистела. Протягивая к ней руку, Каплинджер сказал:
- Владимир Яковлевич Цыбов - это настоящее имя Луиса Камачо.
Он залил в воронку кипящую воду и наблюдал, как снизу вытекает черная жидкость.
- Луис Камачо был советский крот, глубоко законспирированный нелегальный агент, засланный сюда в двадцатилетнем возрасте. Он был полурусский-полуармянин, со смуглой кожей и выдающимися скулами, и прекрасно сходил за американца мексиканского происхождения. Правда, по-испански он говорил едва-едва, но какая разница. Согласно легенде, его предки жили здесь с тех пор, как Техас стал штатом. Цыбов, он же Камачо, учился в Техасском университете и закончил его с отличием. Днем он работал, а вечерами изучал право. Он поступил в ФБР. Просто смешно, - Каплинджер покачал головой, - как смуглый испано-американец попал в ФБР в гуверовские времена, когда туда брали только чистейших белых. Но Гуверу тогда не нравилось, что сельскохозяйственные рабочие-чиканос в Калифорнии организуют профсоюзы, и ему нужны были агента среди них.
Вот таким образом приняли Луиса Камачо. Каплинджер рассмеялся:
- Гувер, у которого антикоммунизм носил параноидальный характер, взял в ФБР советского шпиона! Конечно, они пытались проверить прошлое Камачо, его данные тщательно анализировались в Вашингтоне. Но агенты ФБР - все белью англосаксонские протестанты, расово чистые, в темных костюмах и с короткой стрижкой - не могли найти общего языка с чиканос в Далласе и Сан-Антонио.
Поэтому они, чтобы не признаваться в неудаче перед Стариком, писали в рапортах, что все в порядке. Так появился новый сотрудник ФБР. Как вам сделать кофе?
Ройс Каплинджер достал молоко из холодильника и добавил в кофе Бабуну. С чашками они перешли обратно в кабинет.
- На чем я остановился?
- Камачо был глубоко законспирированным агентом.
- Ну да. Будучи способным и компетентным, он рос по службе, насколько позволяла расовая политика внутри ФБР, то есть не очень высоко. Но, как ни странно, Луис Камачо полюбил Америку. Но это уже другая история. - Каплинджер отставил чашку. - Да нет, наверное, надо об этом сказать. Луис был очень необычный человек. Луис...
- В списке были еще три имени, - раздраженно перебил его Бабун. Всем своим видом он выказывал неприязнь к Каплинджеру.
- Ах, да, - Каплинджер задумчиво взглянул на лейтенанта. - Еще три имени: два из них перебежчик вспомнил, одно не смог. Все дело в том, что мы не знали, кто эти трое. Цыбов стал Камачо, и Советы считали, что он их человек и они задействуют его, когда потребуется. Они не знали, что Камачо еще десять лет назад сам, добровольно, рассказал о себе властям.
Каплинджер переводил взгляд с одного собеседника на другого.
- Понимаете, в чем проблема. У Советов еще три глубоко законспирированных агента в Америке. А мы не знаем, кто они! Разумеется, координационный комитет по разведке занялся этим. Что можно было сделать?
- И таким образом вы стали "Минотавром". - Джейк Графтон произнес это как утверждение, а не как вопрос.
- Нам требовалась приманка, хорошая приманка. Нужно было разоблачить этих трех агентов. Или хотя бы одного или двух. Любым путем. Кто-то должен был сделаться "Минотавром", и президент выбрал меня.
- Президент? - ошеломленно переспросил Бабун.
- Разумеется. Кому лучше знать, какие военные тайны интересуют Советы? Кто сможет решать, какие козыри выкладывать? - Каплинджер отпил кофе.
- Значит, вы... - начал Джейк. - Вы писали письма и отправляли их.
- Да. Агентство национальной безопасности давало мне компьютерные коды и помогало зашифровывать их. Но писал письма я сам. Человеческий фактор, понимаете ли. В каждом письме должно содержаться что-то, говорящее о личности автора, значит, все письма должны быть написаны одним человеком. К нашему несчастью, человеком, которого Советы выбрали, чтобы доставать дары "Минотавра", оказался платный предатель, который задолго до того явился в советское посольство. Терри Франклин. Однако Франклин не знал, что у АНБ были специальные программы, которые регистрировали каждый доступ к секретным документам. Он сочинил программу-отмычку, которая позволяла ему преодолевать первую линию безопасности, но была еще и вторая, о которой он не знал. Так что мы сразу обнаружили его. И тут же встали перед дилеммой.