Каплинджер вскочил с кресла и принялся расшагивать по кабинету. Он объяснил, что Харлан Олбрайт, связной Франклина, был полковником КГБ. Он вступил в контакт с Камачо, поселился рядом с ним, настоял на встречах каждые две недели.
– Советы, конечно, хотели выяснить, кто такой «Минотавр». И Луис Камачо начал игру. Мы не давали ему полномочий раскрывать имя «Минотавра». Но он знал. Должен был знать. С самого начала. Именно ему было поручено выявить кротов.
Он помолчал, обдумывая свои слова.
– Как только Камачо вступил в дело, он стал главным игроком. Это было неизбежно. Он должен был играть роль агента-двойника и в то же время вынудить Советы действовать. Так, как нам было нужно. Его роль была очень опасной. И чтобы оценить, хорошо ли он ее сыграл, надо глубоко знать Камачо. Я его почти не знал, но чувствую, что это был в своем роде выдающийся человек. На своем поле он был настоящий мастер.
Каплинджер остановился у окна и взглянул на расстилавшиеся внизу луга и тонкую полоску голубых гор на горизонте.
– Неизбежно, и вы должны принять это всерьез, кто-то должен был пострадать. Чад Джуди торговал информацией. Он убил Гарольда Стронга, вашего предшественника, капитан, когда тот заподозрил его в темных делишках. Камачо выяснил, кто убийца, но счел нужным пока его не трогать, и комитет распорядился оставить Джуди. Конечно, никто не мог предвидеть, что косвенным следствием такого решения будет утрата прототипа и несчастье с вашей женой, лейтенант, но… в то время, когда такое решение принималось, были основания поступить именно таким образом. – Он с виноватым видом взглянул на Таркингтона. – Прошу прощения.
Таркингтон уставился на носки своих кроссовок. Он нагнулся, чтобы перевязать шнурок.
– Как бы там ни было, несколько человек погибли. Убили женщину, которая видела, как Советы оставляют в почтовом ящике информацию для Терри Франклина, некую миссис Матильду Джексон. Харлан Олбрайт убил ее после того, как мы приказали Камачо сообщить о ней Олбрайту, чтобы тот уверился в добросовестном сотрудничестве Камачо. Иначе нельзя было. Лучше пожертвовать одной жизнью, чем многими. – Министр вернулся к столу и тяжело опустился в кресло. Он медленно покачал головой. – Слишком часто, – тихо произнес он, – нам приходится принимать на себя бремя Господне. Это нелегко.
– Очень плохо, – заметил Бабун Таркингтон, подняв взгляд на министра, – что после гибели ни в чем не повинной штатской женщины вся ваша затея провалилась.
– Разве? – В голосе Каплинджера послышался металл. – Вы в этом уверены?
Бабун не ответил, и Каплинджер продолжал обычным тоном:
– Итак, после трех лет усилий и неимоверного риска все было подготовлено. После того, как Олбрайту подбросили несколько тщательно подобранных фактов, он убил Терри Франклина. Это был шедевр, мастерски поставленный Камачо. Конечно, Луису это все не нравилось, но свою роль он сыграл блестяще. Олбрайт своими руками устранил единственный имевшийся у Советов источник доступа к компьютерной системе Пентагона. Ему нужно было найти другой. Потому что как раз в этот момент «Минотавр» подкинул ему самый дорогой подарок – «Афину».
– Чад Джуди, – произнес Джейк Графтон, не в силах молчать.
– Да. Чад Джуди, обозленный человечек, который уже однажды совершил убийство и знал, как это просто. Конечно, это была кульминация. Когда Джуди провалился, а он не мог не провалиться, потому что Камачо его контролировал, у Олбрайта не осталось иного выбора. Он должен был задействовать второго крота из списка! И этот неизбежный выбор он должен был сделать сам, без всякого давления извне. Так, по крайней мере, мы считали. Но так не вышло. Камачо считал, что Олбрайт наступает ему на пятки, и по своей инициативе предупредил вице-адмирала Генри, что «Афине» угрожает опасность. – Он вознес руку к небесам. – Вот тут-то все и пошло прахом. Генри попытался сам схватить Джуди. Вы знаете, что из этого вышло. Танец прервался. У Камачо не оставалось выбора. Он послал своих людей арестовать Олбрайта.
– Вы готовы были выдать им «Афину»? – У Джейка от ужаса дрожал голос.
– Мы в комитете готовы были рискнуть тем, что Олбрайт сумеет добыть ее. Это далеко не одно и то же, капитан. До сих пор надежность «Минотавра» не вызывала сомнений. Мы были уверены в том, что ради такой жемчужины Советы пойдут на то, чтобы сдуть пыль с одного или двух своих законспирированных агентов.
– Но они этого не сделали?
– Нет. Видимо, что-то вызвало подозрения у Олбрайта. Камачо понял, что Олбрайт вот-вот разгадает операцию, и, чтобы спасти игру, раскрыл ему, кто такой «Минотавр». Это оказалось недостаточным. Когда Джуди и Олбрайт скрылись, «Минотавр» написал еще одно письмо, в котором назвал новый код «Афины». И мы стали ждать, когда Советы задействуют другого крота. Они не сделали этого. Вместо того Олбрайт похитил вас, ознакомился с той информацией об «Афине», что оказалась в его руках, а потом поехал в дом Камачо, чтобы убить его. Камачо ожидал, что Олбрайт что-нибудь выкинет, но не знал, что именно. Когда Луис Камачо спустился по ступенькам и увидел вас в подвале – тогда он понял. Советы не собирались вводить в игру новые козыри. Единственной надеждой узнать имена кротов оставался Харлан Олбрайт – тот мог знать.
Джейк задумчиво произнес:
– Я удивлялся, почему внезапно переименовали файл «Афины», сменив все пароли.
– Генри не следовало делать этого. Камачо не должен был предупреждать его. Но Камачо не был уверен, что прикрыт со всех сторон, а он знал истинную ценность «Афины». Тем не менее, все получилось бы, не вмешайся Генри. – Каплинджер говорил так, будто пытался убедить самого себя. – Нам нужно было заставить русских потрудиться. Если бы им все досталось слишком легко, они почуяли бы ловушку. Наша ошибка была в том, что мы раскрыли им личность «Минотавра». Видимо, они решили, что это птица слишком высокого полета.
Каплинджер пожал плечами.
– После неудачи с Джуди нам позарез нужен был Олбрайт. Мы считали, что он раскроет нам имена тех кротов – добровольно или под гипнозом и наркотиками. По нашему предположению, были шансы три против одного, что тогда он знал. Если ГРУ намеревалось задействовать крота, оно должны было назвать его имя резиденту прежде, чем возникла бы срочная необходимость. Но Олбрайт обвел вокруг пальца идиотов, посланных арестовать его. Агенты считали, что идут брать подозреваемого шантажиста. – Каплинджер с видом отчаяния развел руками. – Вот мы и ждали, надеясь, что спящий крот пробудится. Этого не произошло.
– Значит, вы проиграли, – подытожил Бабун.
– О нет, мистер Таркингтон. Успех «Минотавра» превзошел наши самые радужные ожидания. Не совсем так, как мы планировали, разумеется, но выигрыш вполне реальный и ощутимый. Это оказалась одна из самых удачных разведывательных операций, когда-либо предпринимавшихся нашей страной. Вот так.
– Пожалуйста, объясните, сэр.
– Я вижу, на вашем лице написано недоверие, капитан.
– У меня сложилось впечатление, что вы задаром продали свое ранчо, сэр. Сколько сверхсекретных программ вы им выдали?
– Мы показали им настоящие алмазы из короны, капитан. Нам пришлось на это пойти. Иначе они никогда не клюнули бы на приманку. Три законсервированных крота – это чрезвычайная ценность.
– Нет, – покачал головой Таркингтон, – Я вам не верю. Эти три агента могли обратиться в нашу веру, как Камачо. Если Советы попробуют использовать их, эти ребята побегут прямиком в ФБР. Русские могут даже не знать, где они сейчас находятся.
– Вы еще очень молоды, лейтенант, – едко парировал Каплинджер. – Вам еще многому предстоит научиться. Кроты ценны для Советов, как фишки в покере холодной войны – дома и за рубежом. Они ценны в такой же степени, как термоядерные головки, межконтинентальные ракеты и стратегические подводные лодки… можно продолжить список. Эти три законспирированных агента – козырные карты, лейтенант. Может, они и вовсе умерли. Но нельзя позволить себе игнорировать их. Ухватываете?
– Да, сэр. – Вид у Бабуна был самый жалкий. – Но…
– Это как капуста: слой, за ним другой, потом еще и еще.
– Но послушайте, – стал возражать Бабун. – Четыре года назад мы и не подозревали о существовании этих людей. А если их вообще не было?