– Так что это могло быть? – Джейк адресовал вопрос Джорджу Уилсону, специалисту по аэродинамике. Группа просматривала видеопленку, снятую с борта самолета сопровождения, который пилотировал Чад Джуди.
– Перевернутый штопор, вне всякого сомнения, – ответил Уилсон.
– А чем он вызван?
– У самолета была отрицательная устойчивость. Как у всех малозаметных конструкций. Дистанционная система управления должна по идее удерживать их от сваливания на крыло и срыва в штопор, но это не сработало.
Все знали, что такое «отрицательная устойчивость». Если пилот теряет управление, самолет с положительной устойчивостью стремится вернуться в устойчивое положение при ровных крыльях. Нейтральная устойчивость означает, что самолет остается на той высоте, на которой находился, когда было отключено управление. И наоборот, при отрицательной устойчивости самолет, у которого крылья не держатся ровно, будет смещаться все дальше от устойчивого положения.
– Значит, в первую очередь следует проверить дистанционную систему, – подытожил Джейк Графтон. – Чад, вы сами наблюдали все это вблизи. Вы хотите что-нибудь добавить?
– Нет, сэр. Думаю, пленка зафиксировала все, и даже то, чего я сам тогда не заметил. Мы сейчас можем спокойно сидеть и спорить, права ли была Рита, пытаясь выйти из второго штопора вместо того, чтобы катапультироваться, но вряд ли это будет честно. В конце концов, это прототип, а она испытатель.
Джейк кивнул. Он согласился с Чадом, как обычно. Он старался держаться подальше от Чада Джуди после того, как видел его на дороге в Западной Вирджинии, но если не считать той необъяснимой встречи, не мог предъявить этому человеку никаких претензий. Джуди проявил себя исполнительным офицером и прекрасным пилотом, его оценкам и суждениям можно было доверять. Именно поэтому Джейк поручил ему вести самолет сопровождения.
Они обсудили полученные результаты испытаний и решили, что делать дальше.
Как Джейк доложил адмиралу, он намеревался писать отчет на основании данных, собранных его группой. Придется указать и причину аварии, если она будет установлена к тому времени, как отчет будет готов. Этим вечером он поручил большинству подчиненных обобщать результаты испытаний, а остальным расследовать катастрофу или контролировать расследование фирмы-изготовителя.
– Всем, кроме тех, кто работает с TRX, вернуться в Вашингтон и зарыться в бумаги. Адмирал Данедин и военно-морской министр требуют отчет как можно быстрее.
Джейк Графтон появился в госпитале около десяти вечера, чтобы посмотреть на Риту и поговорить с дежурным врачом. Затем он заставил Бабуна вернуться в общежитие.
– Если ты винишь себя в том, что случилось, то перестань, – сказал он, когда они сели в машину. Таркингтон был мрачнее тучи.
– Она боролась до последнего. Механизмы управления чересчур чувствительны. Машина была на грани допустимого режима – высокие перегрузки при большом угле атаки, и каждый раз, когда она считала, что восстановила управление, самолет снова срывался. Она все время повторяла: «Сейчас мне удалось».
– Она не из тех, кто пасует перед трудностями.
– Никоим образом. – Бабун выглянул в окно. – Пятьдесят пять килограммов отчаянной решимости.
– И ты все повторяешь, что надо было катапультироваться в начале второго штопора?
– Тысячный раз за сегодня.
– Почему же ты этого не сделал?
– Не мог.
– Почему? Потому что она твоя жена?
– Нет, – отрезал Бабун Таркингтон, сглотнув комок в горле. – Не в том дело. Несколько секунд я чувствовал, что снова лечу вместе с вами над Средиземным морем и вы говорите мне: «Держись, Бабун, держись крепче!» Вот я и держался, чтобы дать Рите этот шанс. Она просила об этом. И я сидел, смотрел, как стрелка альтиметра проваливается в бездну, и ждал, что ей удастся совершить чудо… И вот что получилось – я убил ее или оставил на всю жизнь калекой.
– Значит, это твоя вина, так?
– Черт возьми, да, КАГ.
– А если бы ты был на переднем сиденье, а она на заднем, как бы ты поступил?
– Так же, как Рита. Если бы я был пилотом такого класса, как она.
– Я немало летал на самолетах, Бабун, и должен тебе сказать, что правильных ответов не существует. Некоторые ответы лучше других, но в любом случае возникают непредвиденные повороты. Если бы ты нажал рычаг в начале второго штопора, когда еще было в запасе пять-шесть километров высоты, вы с Ритой потом всю жизнь казнились бы, что катапультировались слишком рано, что, продержись вы чуть дольше, можно было бы спасти машину. Мой отец называл это «между молотом и наковальней».
Бабун покачал головой.
– Много лет назад, во Вьетнаме, я понял, что нельзя быть уверенным в своей правоте. Ты всегда должен стараться поступать наилучшим образом, принимать лучшее решение за отпущенное тебе время – а оно, как правило, очень мало, – и потом всю жизнь переживать последствия, какими бы они ни были. В этом и состоит летная работа. А если иногда совершаешь ошибку, черт с ней. Это неизбежно. Все дело в том, чтобы не допустить роковой ошибки.
Джейк Графтон продолжал жестким тоном:
– Жизнь летчика – это не шахматы, не футбол и не шашки! Полет – вовсе не игра! Полет – это дистиллированная эссенция, абсолютно чистый спирт. И Рита это знает – она ведь летчик морской авиации. Она выбрала этот путь и вкалывала, как проклятая, чтобы заслужить право на сегодняшний полет. Она знает.
– Да, – согласился Бабун. – Она знает.
В три часа ночи он дозвонился до матери Риты в Коннектикут. Мать, видимо, только что проснулась.
– Это Бабун Таркингтон, миссис Моравиа. – Знаете, тот парень, что женился на вашей дочери. – Извините, что беспокою вас в такое время. Я пытался дозвониться раньше…
– Мы были в гостях. Все в порядке? – Видимо, она окончательно проснулась и начинала что-то понимать.
– Да вот не совсем. Потому я и звоню. Я думал, вам следует это знать.
Она изготовилась к бою, пока Бабун пытался собраться с мыслями.
Он прервал поток ее слов.
– Дело в том… мы с Ритой сегодня катапультировались из самолета, миссис Моравиа. Рита сейчас в госпитале.
Он слышал, как она переговаривается с мистером Моравиа. Голос у нее становился все пронзительнее.
– Как бы там ни было, Рита сильно ушиблась, и я думаю, вам следует об этом знать.
– В каком она состоянии?
– У нее кома, миссис Моравиа. Она ударилась о землю прежде, чем раскрылся парашют.
Молчание. Мертвое молчание. Бабун продолжал:
– Как бы там ни было, я с ней, и она получает лучшее лечение. Я позвоню вам, если что-то изменится.
Теперь трубку взял мистер Моравиа.
– Что говорят врачи, сынок?
– Она может умереть, мистер Моравиа. Состояние очень тяжелое.
– Нам стоит приезжать? – Он даже не знал, откуда Бабун звонит.
– Сейчас не надо. Когда она выйдет из комы, это было бы неплохо. Но пока не стоит. Я буду держать вас в курсе.
– С тобой-то все в порядке?
– Замечательно, сэр. Ни единой царапины.
«Молодец, что спросил», – подумал Бабун.
– Мы будем молиться за нее.
– Да. И как можно больше. Я тоже это делаю.
Гарри Фрэнкс, руководитель программы фирмы TRX, стоял посреди ангара, отдавая распоряжения. Несколько рабочих раскладывали обломки по кучкам, следуя его указаниям. Они работали с раннего утра.
Он неохотно поздоровался с Джейком Графтоном.
– Дайте мне еще пять минут, и пойдем наверх, – сказал он, указывая рабочему на автокаре на кусок металла, выглядевший как кромка крыла.
Джейк и старшие офицеры медленно пошли к двери, стараясь не мешать.
Самолет взорвался и обгорел до неузнаваемости, так что все уцелевшие куски почернели и обуглились.
В кабинете на втором этаже инженеры из фирмы «Аэротек», изготовившей систему дистанционного управления, завершали сборку испытательного стенда. Вице-президент фирмы сидел на одном из немногих стульев и пил кофе, наблюдая за монтажом проводов, питавших и соединявших испытательные блоки. Вид у него был совсем не президентский – он прилетел со своей группой рано утром и спал всего несколько часов. Он встал и пожал руку Джейку.