Доктор Арнольд, для пациентов Бенни, поднял взгляд от своих заметок:
- В прошлую субботу вы угрожали ему? Голова у Кэлли дернулась.
- Да. - Она с трудом проглотила комок в горле и почувствовав, как слезы наворачиваются на глаза, закусила губу. - Я никогда раньше этого не делала. И больше не буду? - Она пересела в кресло у окна, кресло Джейка, и выглянула на улицу. Деревья с распускающимися почками с надеждой тянулись к неяркому весеннему солнцу. Джейк просидел тут всю зиму, глядя на черные, голые стволы. А теперь, наконец, пришла весна.
Ей никак не следовало говорить таких слов: "я уйду от тебя". Она никогда бы не сделала этого. Кэлли слишком любила его, чтобы даже подумать об уходе. Но прошлой осенью ей было так плохо, когда его считали погибшим и она думала, что жизнь разбита. От известия, что он жив, ее охватил такой подъем, какого она себе и представить не могла. Последующее нисхождение от экстаза к грубой прозе жизни оказалось пыткой.
Офицер из аппарата начальника штаба ВМС привез ее в военно-морской госпиталь в Бетесде на следующий день после того, как Джейка доставили самолетом из Греции. Кэлли ожидала... сейчас ей трудно было понять, чего же она тогда ожидала. Но она тогда была исполнена надежды, хотя сопровождавший офицер пытался тактично подготовить ее.
Лицо вздутое, все в пятнах, вместо глаз узенькие щели, язык прокушен в нескольких местах. Глаза - эти пронзительные серые глаза, под взглядом которых она тысячу раз таяла, - безжизненно взирали с бесформенного куска мяса, которым стало лицо. В обеих руках торчали трубки от капельницы. Сильное сотрясение, мягко пояснил врал. Джейк подвергся огромной перегрузке считается, что человеку не под силу ее выдержать. Многие сосуды лопнули от перенапряжения.
Организм в значительной степени обезвожен. Понемногу до Кэлли дошло. Мозг поврежден. Кровоизлияние в лобную долю, где находятся центры памяти и индивидуальности. Она бессчетное число раз пыталась уверять себя, что он останется тем же Джейком, что жизнь никогда на сыграет с ними такую грязную, отвратительную шутку, что Бог все-таки есть на небесах, что мужчина, который, любил ее и которого она любила всей душой, поправится... Он и поправился.
Почти...
Он стал молчаливым, каким-то отстраненным, словно он не здесь, а где-то очень далеко... в чем не может принимать участие.
- Вы считаете, он забыл?
Голос Арнольда испугал ее. Наверное, она думала вслух.
- Не знаю. Он говорит, что мало что может вспомнить, и это, видимо, так и есть. Но что именно он помнит, не говорит.
Арнольд кивнул. За три месяца в этом кабинете Джейк не произнес ни слова о событиях, предшествовавших катастрофе.
- А как его решение умереть?
Келли ошеломленно уставилась на психолога:
- Думаете, он принял такое решение?
- Вы же знаете, что принял. - Арнольд пристально смотрел на нее. - Он решил таранить транспортник. Шансы выжить при таком столкновении ничтожны. Джейк это знал. Он профессиональный военный летчик, он знает, чем кончается таран. - Врач едва заметно пожал плечами. - Он хотел умереть, уничтожив врагов.
Кэлли, чуть помедлив, кивнула.
- Вы должны с этим примириться. Это был переломный момент в его жизни, и он явно не хочет вспоминать или размышлять о нем. Он сложная натура, и намерен жить, нося это в себе. И вам придется принять то, что есть, и научиться жить с этим.
- Наверное, многие в бою приходят к такому?
- Думаю, что нет. - Бенни пощипал себя за бороду. - В литературе... да нет, трудно сказать. Я подозреваю, что большинство тех, кто оказывается перед лицом смерти, продолжают идти вперед не задумываясь. Ими движет сложившаяся ситуация и военная подготовка, а еще их собственное понимание мужской чести. Но там, в кабине... Джек ясно осознавал опасность, но не видел иного выхода и решил идти на таран. Добровольно. Принимая неизбежные последствия, в том числе и собственную смерть. - Теперь доктор уже взволнованно дергал пучки волос на подбородке.
- В Библии говорится, - произнесла Кэлли, отчаянно пытаясь не разреветься, - "воистину велик тот, кто кладет жизнь за други своя".
- Ага! Если бы вы в это верили!
- Я верю, - возразила она, стараясь убедить себя в этом, и снова отвернулась к окну. Другие мужья по утрам отправляются на работу, вечером и на выходные приходят домой, и жизнь у них протекает размеренно и спокойно.
Конечно, люди гибнут на дорогах, иногда разбиваются самолеты. Но с такими, как я, это не случается!
Отчего бы Джейку не найти спокойную, почтенную, солидную работу, с собственным кабинетом и служебной машиной, с радужным, вполне предсказуемым будущим? Будь он проклят, все эти годы она прожила в тягостном ожидании неизбежного. Похороны погибших - она всегда ходила на них с Джейком. Вдова, сироты, соболезнования, торжественная органная музыка. Но с Джейком же этого не может случиться! Он хороший летчик, просто великолепный, так все говорят, слишком хороший, чтобы врезаться в какое-нибудь картофельное поле, слишком хороший, чтобы оставить ее сидеть одну в церкви, где с тяжелой одышкой играет орган, пузатый священник изрекает банальности и все знакомые участливо проходят мимо, бормоча какую-то чушь. Будь ты проклят, Джейк. Будь проклят!
Арнольд подал ей салфетку, и она вытерла глаза. Потом взяла еще несколько и прочистила нос.
- На следующей неделе поговорим о маленькой девочке, которую вы хотите удочерить?
Кэлли кивнула, пытаясь привести себя в порядок.
- Спасибо, что пришли. - Он грустно улыбнулся. Она встала и прошла в дверь, которую он придерживал, а затем прикрыл, пока она замешкалась у стола медсестры, выписывая чек.
Он раскрыл ее историю болезни и сделал несколько записей. Взглянув на часы, снял трубку и набрал номер. После третьего звонка абонент ответил:
- Да.
- Она сегодня приходила, - без всяких предисловий начал Арнольд. Говорит, он теперь работает над проектом нового самолета. - И стал зачитывать дальше записи из истории болезни.
***
Только когда А-6 выкатил по рулежной дорожке на полосу, Бабун Таркингтон осознал всю нелепость ситуации. Самолет пыхтел и покачивался, словно пьяная старуха, перекатываясь через швы на бетоне. Пока не убрали колодки из-под колес, Бабун был так занят компьютером и инерциальной навигационной системой, что некогда было осмотреться, чтобы привыкнуть к новой кабине. Теперь его губы под кислородной маской исказила кривая усмешка.
Рита Моравиа сидела в кресле пилота слева от него. Ее сиденье было немного выше и чуть сдвинуто вперед, но при ее росте голова девушки была вровень с его головой. Ни один кусочек ее кожи не был обнажен. Шлем с зеленым щитом и кислородной маской плотно охватывал голову, тело ее облегал зеленый летный костюм, руки были в перчатках, на ногах - черные сапоги со стальными подковками. Поверх всего этого на ней были противоперегрузочный костюм, ремни безопасности и спасательный жилет, к которому был приторочен еще один надувной.
Бабун был облачен точно таким же образом, но от самой мысли, что красавица Рита Моравиа носит на себе всю эту амуницию, ему стало смешно. Сроду не скажешь, что она женщина, если бы не тоненький голос в переговорной системе самолета.
- Контрольная проверка перед взлетом, - звонко произнесла она самым что ни есть деловым тоном.
Бабун зачитывал позиции, и она отвечала, проверив соответствующий переключатель, или рычаг, или прибор, пока машина катилась по рулежной дорожке, которая напоминала шоссе, ведущее в никуда - взлетные полосы справа от них скрывались за поросшим травой холмом. Налево проходила грунтовая дорога, а за ней пляж, омываемый волнами Пьюджет-Саунда. Вода в заливе сегодня выглядела гладкой, как стекло. Над ними голубое небо - приятное изменение после сплошных облаков, которые не расходились с того дня, как они с Ритой прибыли на остров.
Даже Мать-Природа и та на их стороне. Слабый, вовсе не неприятный вой работающих вхолостую двигателей - бормотание, выдающее скрытую мощь. Этот звук предвещает полет. Бабун сделал глубокий вдох и медленно выдохнул. Слишком уж он засиделся на земле.