- Удивительно, как флоту удается купить хоть одну весельную шлюпку, заметил как-то Джейк адмиралу Данедину.
- Вы правы, но русским приходится еще хуже, чем нам. У них вся экономика так организована, не только военная. Там вы не купите туалетной бумаги в магазине.
- Множителем служит коэффициент бюрократизма, - решил Джейк. - Чем больше людей сидит на бумагах, тем больше они порождают этих самых бумаг и тем медленнее вращается колесо, пока наконец оно не останавливается совсем, и только бумаги продолжают вращение.
- Коэффициент бюрократизма - это физический закон, - согласился Данедин.
Каждый вечер Джейк приносил домой полный кейс с несекретными материалами и, отправив Кэлли и Эми спать, до полуночи сочинял докладные, отвечал на запросы и читал ответы и доклады, составленные подчиненными.
Он ухлопал массу времени на бюджетные вопросы, стараясь обосновать каждый доллар, который ему понадобится в следующем финансовом году. Для этого требовалось сделать допущения, какой вид примет к тому времени программа УТИ, а потом обосновать эти допущения. "Афина" оставалась скрытой в глубоких дебрях, за рамками обычного процесса финансирования. Как бы там ни было, ему все равно потребуются деньги на зарплату сотрудников, командировочные и все прочее. Ему удалось выбить у адмирала Данедина штатные единицы для еще двух офицеров и одного старшины. Столов для них не было, им приходилось работать по очереди.
И обстановка еще усложнялась. Объявление на принятие предложений (ОПП) по проекту "Афина" было подготовлено, согласовано со всеми ниже и вышестоящими, обсуждено в комиссиях, пропущено через юристов, дважды коренным образом переделано и, наконец, утверждено. Курьеры доставили пронумерованные экземпляры шести крупнейшим военно-промышленным корпорациям, которые, как считалось, располагали инженерными и производственными возможностями, чтобы обеспечить выпуск небольшого компьютера на сверхпроводниках для нужд авиации. Их руководство пришлось поставить в известность - это сделал сам адмирал.
Количество людей, знавших об "Афине" и ее возможностях, неизбежно нарастало по экспоненте. Информацию сообщали лишь в пределах необходимого, но при такой системе множество людей могло доказывать, что именно им необходимо все знать, ссылаясь на параграфы какой-нибудь инструкции, которую никто, кроме них, никогда не читал и даже в глаза не видел.
Кэлли понимала, с чем приходится сталкиваться Джейку. Она слишком давно была офицерской женой. С Эми было хуже. С Кэлли она никак не находила общего языка, а Джейк ей нравился гораздо больше. Он устанавливал правила в доме, добивался их соблюдения, и именно он каждый вечер загонял ее в кровать. Она претендовала на время, которого у Джейка не было. Разве что по выходным дням.
- Почему ты так долго сидишь на работе, Джейк?
- Мне приходится. Такая у меня служба.
- Я не хочу такой работы, как у тебя. Я хочу найти такую работу, чтобы оставалось много времени для маленькой девочки.
- Ты моя маленькая девочка?
- Нет. Я Эми. Я ничья. Но когда-нибудь у меня будет своя маленькая девочка.
- Ты мечтаешь о том, что будет когда-нибудь? Как ты себе это представляешь?
- Вот как. У меня будет много денег, и много времени, и будет маленькая девочка, и я буду покупать ей еду и много-много играть с ней.
- А откуда у тебя будет много денег, если ты не будешь тратить много времени, чтобы заработать их?
- Получу в наследство. От тебя и Кэлли.
- Тогда нам придется работать втрое больше.
***
В начале мая специальный агент Ллойд Дрейфус записался на прием к начальнику Камачо, П. Р. Байджлоу, ничего не сказав Камачо. Он неделю размышлял над этим, прежде чем пойти к секретарше, а потом еще два дня ждал приема.
Нарушение субординации в ФБР считалось не менее серьезным прегрешением, чем в армии, но он решился на это, и плевать ему на то, что подумает Камачо или кто-то еще. Однако по мере приближения назначенного часа ощущение вины в нем все нарастало. Конечно, Байджлоу поймет. А если и нет, должен же он сообразить, что Дрейфус вправе и обязан высказать свои сомнения.
Дрейфус старательно отрепетировал свою речь. В общем-то это была не речь: сам он назвал это "кратким, взволнованным монологом". Ему придется с первых слов оправдать свой поступок, вызвать сочувственное внимание Байджлоу, прежде чем тот начнет ссылаться на устав, выйдет из себя и вышвырнет его вон. Легко ли Байджлоу выходит из себя? Дрейфус не помнил, говорил ли когда-нибудь Камачо на эту тему.
Он пытался припомнить все, что слышал о П. Р. Байджлоу, а знал он немногое. Камачо никогда не упоминал своего начальника, никогда не говорил:
"Байджлоу хочет то-то и то-то", или "Байджлоу доволен", или "Байджлоу вызывает на ковер". Вообще-то Камачо никогда не говорил ни о ком. Если бы даже сам директор ФБР приказал Луису Камачо что-то сделать, Камачо просто сказал бы Дрейфусу:
"Сделайте это" или "Сделайте то". Иногда он говорил, что рассчитывает обнаружить или получить, но ни разу даже не намекнул, кто приказал ему сделать так, чтобы что-то произошло, или почему это должно произойти. Он никогда не высказывал своего личного мнения. Ужасно интересно. Камачо - весьма загадочная личность, вне всякого сомнения.
Сидя в приемной Байджлоу - секретарша исподтишка поглядывала на него, делая вид, что лакирует ногти, - Дрейфус еще раз мысленно прошелся по своему списку. Все важное нужно выпалить с ходу. По пути в камеру пыток опасно думать о дыбе. Он снова попытался уверить себя, что поступает правильно. Именно так.
Поступает правильно. Он. вертел трубку в кармане, словно это были четки.
На столе увлеченной ногтями секретарши зазвонил селектор. Сняв трубку и почтительно пробормотав что-то в ответ, она повесила ее и повернулась к Дрейфусу:
- Заходите. - Накрашенные брови снисходительно выгнулись.
П. Р. Байджлоу ел громадный пончик с повидлом. Он что-то пробормотал с набитым ртом; в углу рта застыл мазок вязкой красной массы.
Дрейфус сел на стул и заученно начал:
- Я просил у вас приема, сэр, чтобы поставить вас в известность, как идет следствие по "Минотавру". Скажу прямо - практически ничего не делается. Уже много месяцев мы жжем резину, вымаливаем машинное время, чтобы попытаться расшифровать письма "Минотавра" советскому послу, следим за несколькими людьми по всему Вашингтону, прослушиваем какие-то телефонные линии, растрачиваем время массы людей и мешки денег и не имеем, по существу, ничего. Я полагаю, вам следует знать об этом.
Байджлоу стер повидло с губ салфеткой, отхлебнул кофе из белой чашки с надписью "Лучший папа в мире" и откусил пончик.
Его поведение смутило Дрейфуса, в растерянности он достал трубку и осторожно потер черенок.
- Лучшей нашей зацепкой был старшина флота, техник по компьютерам в Пентагоне, который, как мы считаем, извлекал эти вещи из памяти компьютерной системы. Его звали Терри Франклин. Но Камачо не разрешал нам взять этого типа за задницу. Вот мы и смотрели, как он делает свой маленький бизнес, и всюду следовали за ним, сидели у него на хвосте, как вдруг в марте машина этого типа взорвалась вместе с ним.
Байджлоу доел пончик и, подобрав пальцем последние крошки, отправил их в рот. Снова вытер губы, после чего двумя салфетками убрал песчинки сахара и капли повидла со своего дубового стола. Сбросив мусор в корзину и удовлетворенно вздохнув, он поудобнее устроился на стуле.
- Ну и? - спросил Байджлоу.
- Наемный убийца убрал случайную свидетельницу у почтового ящика Франклина. Камачо пару раз говорил с ней, но ее убили до того, как мы успели предъявить ей фотографии. Профессиональная работа. Две пули двадцать второго калибра в черепе. Мы сделали вскрытие, привлекли криминалистов, говорили со всеми соседями. Никаких следов. Здесь у нас полный тупик.
- Что еще?
- Вот что, - продолжал Дрейфус уже слегка раздраженным тоном. Он начинал выходить из себя и не считал нужным скрывать этого. - Один из офицеров, работающих во флотском проекте УТИ, некий капитан 3-го ранга Джуди, пытается продать секретную информацию заинтересованным фирмам. Мы занялись этим офицером, когда в начале февраля в Западной Вирджинии был убит руководитель проекта. Убийство осталось нераскрытым - никто ничего не делает, а Камачо, похоже, не собирается разрабатывать контакты Джуди. Он даже не передал его дело в контрразведку флота. Мы знаем кое-кого, с кем общался Джуди, и... Дрейфус в отчаянии опустил руки.