- Как себя показала Моравиа? - вдруг спросил адмирал.
- Замечательно. Прекрасно чувствует управление, очень хладнокровна, а в технике разбирается так, что я даже не представлял.
- Значит, вы хотите, чтобы она испытывала и птичку TRX?
- А почему бы нет?
Адмирал пересказал разговор между сенатором Дюкеном и Джорджем Ладлоу.
- Министр не приказывал мне ни отстранить ее, ни оставить, ничего, заключил Данедин. - Просто изложил этот разговор.
- Позвольте мне доложить, как я это понимаю, адмирал. Комитет Дюкена постановил не выделять денег на реакторы для авианосца из бюджета на этот год.
Подразумевал ли он, что если назначат другого испытателя, он изменит свое решение?
- Нет. Видимо, он хотел сказать вот что: если флот не купит самолет "Консолидейтед", он не будет с пониманием относиться к финансовым запросам ВМС.
- Сэр, я не думаю, что самолет "Консолидейтед" можно довести до требуемого уровня и сделать из него новый штурмовик. И надо еще учесть фактор "Афины". С ней нам не нужно будет ставить все эти дорогостоящие хитромудрые уловки на каждую машину.
- Облетайте машину TRX. Тогда посмотрим.
- Вы хотите, чтобы я взял другого пилота-испытателя?
- Я просто хочу, чтобы вы оценили обстановку. Становится горячо. Ладлоу и политиканы в министерстве обороны играют в хитрые игры с другими такими же.
Адмиралы и генералы толпами ходят на Холм на слушания. Как раз в это время года.
- Думаю, нам надо оставить Моравиа. Если она облетает оба прототипа, мы сможем провести объективное сравнение по каждой позиции, не зависящее от посторонних обстоятельств. "Консолидейтед" разобьет нас в пух и прах, если машину TRX облетает другой пилот и мы выберем имению этот самолет. Они заявят, что проиграли по вине некомпетентного, неопытного пилота. Мы с вами будем выглядеть как последние идиоты, если не хуже.
- Согласен, - сказал адмирал.
Начали поступать предложения от фирм в ответ на данное ВМС объявление о принятии предложений (ОПП) по проекту "Афина". После ленча Джейк изучал эти документы толщиной со столичный телефонный справочник каждый.
- Почему бы этим ребятам просто не сказать все, что им нужно, и на том остановиться? - подумал он вслух.
- Это сочиняют юристы.
- Я просто не соображаю, что к чему. Они использовали все принятые сокращения и еще выдумали кучу своих. Выглядит как репортаж со строительства Вавилонской башни.
***
Несколько дней спустя Дрейфус заглянул в дверь кабинета Камачо.
- "Минотавр" послал русским еще одно письмо. Дрейфус вручил шефу копию и опустился в кресло. Письмо было адресовано советскому послу и комментировало визит Горбачева на Кубу. В последнем абзаце давались рекомендации, как Советам следует обращаться с Кастро.
- На копировальной бумаге, как обычно. Как все остальные.
- Оригинал взяли из лаборатории?
- Нет еще. Я только получил его.
- Заберите у них. Я хочу его видеть.
- Зачем? Это точная копия.
- Пожалуйста. Сходите сейчас же.
Дрейфус удалился, качая головой.
Камачо открыл ящик стола и достал пару резиновых перчаток, которые он так подогнал к своим пальцам, что мог обходиться без талька. Затем достал баночку из левого нижнего ящика. Он открыл ее с помощью ножа для разрезания конвертов и вылил немного синего варенья на стол. Нет, кажется слишком много. Вырвав листок из блокнота, он промокнул стол, потом внимательно осмотрел пятнышко на обороте листка. Плотно закрыв баночку, поставил ее на место.
Когда Дрейфус вернулся с письмом, Камачо стоял у окна, праздно разглядывая пешеходов на Е-стрит. Он осторожно раскрыл пластиковую папку и вынул письмо, пока Дрейфус следил за ним разинув рот. Затем положил развернутый лист на стол и прижал к поверхности. Потом перевернул и исследовал синий отпечаток на обороте. Неплохо. По крайней мере достаточно, чтобы в лаборатории взяли пробу.
Снова сложил письмо и положил обратно в прозрачную папку.
- Отнесите это в лабораторию.
- Я что-то видел?
- Вы действительно такой дурак, каким выглядите?
- Ну что ж, вы начальник.
- Вот именно. И коль уж будете там, проверьте, не зашифровано ли в тексте вот это слово. - Камачо взял листок писчей бумаги и печатными буквами написал одно слово: "СКРУПУЛ". Он вручил бумажку Дрейфусу.
- Что-нибудь еще? - с надеждой спросил Дрейфус.
- А именно?
- Ну, не знаю. У меня такое чувство, что вдруг разладился идеально пригнанный механизм, и я понятия не имею, почему. И что он еще выкинет, тоже не представляю.
- Что вы хотите? Чтобы случилось маленькое чудо?
- Чуда не будет. Но хотя бы коротенькое разъяснение. Камачо расстегнул запонки.
- Смотрите. У меня в рукавах ничего нет. Ни шляпы, ни кролика.
Дрейфус побрел к двери.
- Скрупул, говорите? У меня складывается впечатление, что...
- Никогда не доверяйте впечатлениям. Ищите доказательства.
- Так что нам делать с оригиналом, когда лаборатория закончит с ним? Агент осторожно помахал прозрачной палкой.
- Как обычно. Вложите в конверт и отдадите на почту" Я уверен, что посол при первой возможности передаст рекомендации автора членам Политбюро. Это будет великий поворот в американо-советских отно... - Он замолчал, потому что Дрейфус был уже за дверью.
В десять часов Дрейфус вернулся. Он терпеливо ждал, пока Камачо закончит говорить по телефону, потом спросил:
- Так. Откуда вы знали?
- Что знал?
- Что это старинное словечко расколет "Минотавра"?
- Скрупул?
- Именно.
- Элементарно, дорогой мой Ватсон. Скрупул - старая аптекарская мера, чуть больше грамма. Очень точная, как и это письмо.
- Черт побери.
Камачо протянул руку. Дрейфус передал ему крохотный кусочек белой бумаги, на котором были написаны три слова из письма, и ждал, пока Камачо разберет их.
Вторым шло слово "скрупул".
- Вот и все, - произнес Камачо, складывая бумажку и засовывая ее в карман рубашки. - Спасибо.
- Всегда рад помочь, Холмс.
Оставшись один, Камачо на память набрал номер и назвал себя женщине, снявшей трубку. Через полминуты тот, кому он звонил, отозвался, и Камачо предложил:
- Давайте пообедаем.
- Сегодня не могу. Очень занят.
- Встречи?
- Да.
- Отмените их.
- Где и когда?
- В торговом центре перед Музеем авиации и космонавтики. Около двенадцати.
Раздались гудки. Камачо положил трубку. Он откинулся в кресле и принялся рассматривать дома на противоположной стороне Е-стрит. Он сделал несколько глубоких вдохов и выдохов и потер руками виски.
Через час он в одной рубашке с короткими рукавами шел по улице. Пистолет остался в ящике стола, пиджак и галстук висели на спинке кресла. В ФБР не положено так делать, ну да ладно. Жара была такая, что, казалось, можно ее пощупать - живое, зловонное чудовище, вне всякого сомнения, раздраженное толпами людей, спешащих по улице в этот полдень. Откуда только их столько берется? Улицы кишат частными машинами, такси, ревущими автобусами и грузовиками, а на тротуарах не протолкнешься.
Небо выглядело каким-то грязновато-белым из-за летней дымки, которая не смягчала ярость солнца. Быстро взмокшая рубашка прилипла к спине Камачо.
Противно увлажнялись носки. Капельки пота выступили возле волосков на тыльной стороне кистей, и он машинально вытер их о брюки.
Под каждым деревцем возле торгового центра прятались в тени клерки и туристы, обессилев от жары. Дети играли на закаменевшей земле. Трава, весной пышно взошедшая под деревьями, давно уже была вытоптана тысячами ног. На усыпанных гравием дорожках сквера мелькал поток бегунов, и каждая нога поднимала по крохотному облачку пыли. Они сливались в сплошную пылевую завесу, которая вздымалась в воздух и плыла в сторону художественных музеев, расположенных на северной стороне сквера.
Тротуар перед Музеем авиации и космонавтики был забит стоявшими вплотную друг к другу туристскими автобусами. Камачо с трудом проталкивался сквозь плотную толпу подростков и розовощеких женщин среднего возраста в майках и шортах.
Сезон американских экскурсий был в полном разгаре. Толпы японских туристов в рубашках с короткими рукавами, высыпавшись из автобусов, тут же деловито принимались фотографировать друг друга, громадные музеи без окон на противоположной стороне площади, памятник Вашингтону вдали и купол Капитолия, вздымавшийся на востоке, словно полная луна. Несмотря на удушающую жару, здесь стояло оживленное веселье.