Матерь Божья!
Он побежал со всех ног.
Глава 23
- Вы еще здесь? - спросил врач, увидев Бабуна, который стоял, прислонившись к стойке у регистрационной. Врачу было лет сорок, он был в зеленом больничном халате и кроссовках.
- Как она?
- Без сознания. - Доктор рукавом халата отер пот со лба. - Не знаю, когда она придет в себя. И придет ли вообще.
- Что с ней? - требовательно спросил Бабун, ухватив врача за руку.
- Целый букет. - Он спокойно отстранил руку Бабуна. - Порвана селезенка.
Поврежден череп, сильное сотрясение мозга. Кровь в моче - значит, и почки повреждены. Переломы ребер, ключицы, двух позвонков. Это то, что мы заметили.
Может, и еще что-то.
- Она ударилась о землю прежде, чем раскрылся парашют, - объяснил Бабун. Вытяжной парашют не сработал, главный раскрылся только частично. Ей не хватило метров тридцати.
- Ее состояние крайне неустойчиво. - Доктор достал пачку сигарет и закурил. - Удивляюсь, что она до сих пор жива. - Он стряхнул пепел на пол, прямо под табличкой "Не курить". - Нормальный человек не дотянул бы до госпиталя. Но она молода, в прекрасной форме, отличное сердце. Возможно, только возможно...Он глубоко затянулся и выпустил дым через нос.
- Она сможет снова летать? - допытывался Бабун. Врач извлек маленькую пепельницу из кармана и, сделав еще пару затяжек, потушил в ней сигарету.
Внимательно посмотрев на Бабуна, он продолжил:
- Вы, видимо, не поняли, что я сказал. Ей повезет, если останется в живых.
А если выйдет отсюда на ногах, это и вовсе будет чудом. Вы ничего сделать не можете. Почему бы вам не вернуться в общежитие и не принять снотворное, которое вам дала медсестра? Вы нуждаетесь в отдыхе.
И тут же, опершись локтями о стойку, повернулся к медсестре:
- Когда получите личные данные лейтенанта Моравиа, скажите мне. Надо будет известить ближайших родственников. Может, они захотят прилететь, чтобы дежурить возле нее.
Бабун ударил кулаком по стойке.
- Я ближайший родственник. Это моя жена.
- Вот как, - врач повернулся к Бабуну, растерянно потер затылок. Извините.
Я не знал.
- Я хочу быть рядом с ней. Буду сидеть в палате на стуле.
Врач раскрыл было рот, закрыл его, взглянул на медсестер, затем пожал плечами.
- Конечно, лейтенант. Пожалуйста. Почему бы и нет? Через полчаса Джейк Графтон просунул голову в дверь палаты. Он взглянул на Риту, двух медсестер, врача, капельницы и сердечный монитор, затем махнул рукой Бабуну, чтобы тот вышел к нему в коридор.
- Как она?
- Она в глубокой коме. Может умереть. - Таркингтон пересказал слова врача.
Джейк Графтон внимательно слушал, лицо его было непроницаемо. Когда Бабун замолчал, он произнес:
- Пойдем. Поищем, где можно присесть. - Они зашли в комнату отдыха медперсонала и сели на пластмассовые стульчики возле единственного стола, между микроволновой печью и автоматом для воздушной кукурузы. - Что "там произошло?
Бабун полчаса подробно описывал перипетии полета. После того, как он перечислил все - от взлета до того момента, как Риту погрузили в машину скорой помощи, - Джейк начал задавать вопросы - много вопросов.
Они говорили уже больше часа, когда в комнату заглянул молодой солдат.
- Капитан Графтон? Адмирал Данедин на проводе.
- Скажите, что я иду к аппарату. В коридоре он сказал Бабуну:
- Пойди посмотри, как там Рита. Я скоро приду. Телефон находился в дежурке. Джейк поднес трубку к уху, а дежурная, женщина-офицер ВВС, вышла, прикрыв за собой дверь.
- Капитан Графтон слушает, сэр.
- Это адмирал Данедин, Джейк. Мы получили ваше донесение о катастрофе. Как Моравиа?
- Она в коме. Еще неизвестно, сможет ли она выкарабкаться. Она катапультировалась слишком низко, и парашют не успел полностью раскрыться. У нее травма черепа, порвана селезенка, масса других повреждений. Пять или шесть костей сломано.
- А Таркингтон?
- Ни единой царапины.
- Так что же произошло?
- Насколько мы пока можем судить, все дело в дистанционном управлении. У нас были затруднения с вводом управляющих команд - они проходили слишком медленно на малых скоростях, поэтому мы поставили новые ППЗУ. Предполагалось, что все эти параметры выверены и дважды испытаны на стендах, но что-то пошло не так. На большой перегрузке машина перестала слушаться Риту и сорвалась в перевернутый штопор. Ей удалось восстановить управляемость, но при новой перегрузке на выходе из пике самолет развалился. Из второго штопора она не смогла выйти. Машина развалилась на выравнивании, и Бабун катапультировался.
Сейчас-то ясно, что им следовало покинуть машину, как только она сорвалась во второй раз, но... Они пытались спасти прототип. Похоже, Бабун катапультировался слишком поздно для Риты.
- Как Таркингтон воспринимает все это?
- Винит себя. Если я вам еще не говорил об этом, они поженились.
Напряженное молчание.
- Я не знал.
- Вот так.
- Это как-то отразилось на том, что произошло?
- Вряд ли. Они оставались в машине, потому что это был прототип и им хотелось спасти его. Рита считала, что ей это удастся. Последний срыв произошел на высоте полторы тысячи метров над землей, и тут уж ничего нельзя было поделать, так что Бабун привел в действие обе катапульты, когда еще оставался хоть какой-то запас высоты. Видимо, запас оказался меньше, чем он считал.
- У TRX нет второго прототипа.
- Я знаю. Нам придется работать с теми данными, что мы успели получить.
Как только вернусь в Вашингтон, засяду за отчет. Но я был бы вам очень признателен, если бы вы направили сюда группу специалистов той фирмы, что делала систему дистанционного управления, скажем, завтра. И чтобы они привезли испытательные приборы. Некоторые ответы мы должны получить немедленно.
- Черные ящики уцелели?
- Один, во всяком случае. Немного помят, но все схемы и платы вроде целы.
Надеюсь, они смогут его проверить.
- Почему бы не доставить его самолетом на завод?
- Я хочу присутствовать при проверке здесь. А уехать сейчас не могу.
- Понятно.
Они поговорили еще несколько минут, и Джейк повесил трубку. Обоим нужно было многое сделать.
***
Бабун бродил по коридорам, время от времени заглядывая к Рите. Медсестра не отходила от нее. В ночную смену дежурила женщина лет тридцати пяти, и она почти не удостаивала его вниманием. Рита в хороших руках, успокаивал он себя.
Но она не движется. Просто лежит в реанимации с закрытыми глазами, грудь у нее медленно поднимается и опускается в такт механическому шипению и щелчкам дыхательного аппарата. На экране появлялись почти ровные зеленые кривые от капельниц и сердечного монитора. Не покрытые бинтами участки лица были опухшими, в багровых пятнах.
Взглянув очередной раз на Риту, всю в бинтах, на все эти медицинские приборы вокруг нее, он снова выходил в холл, погруженный в мрачные мысли.
Больницы по вечерам - мало приятное зрелище, особенно если нет посетителей. Медсестры бегают по неведомым делам, скользя по навощенному линолеуму коридоров. В палатах лежат больные. С экранов плохо отрегулированных телевизоров на них обрушивается смесь насилия, дешевого юмора и рекламного мусора сверхбогатого общества. Из распахнутых дверей в чистые, стерильные коридоры вырывается дурацкий смех и неразборчивые диалоги, напоминающие нездоровый кашель толпы перебравших наркоманов. Никто из зрителей, находящихся здесь не по своей воле, не смеется и даже не улыбается галиматье, показываемой на экране. Этот шум просто помогает выжить в неприятных условиях. Или заглушает звуки смерти.
Бабун ненавидел больницы. Ненавидел в них абсолютно все: цветы на подоконниках, тележки с грязной посудой, выставленные в коридоре судна и бутылочки для сдачи анализов мочи, сверкающие алюминиевые штативы капельниц, еле слышные звонки вызова медсестер, рыдания какого-нибудь тронувшегося с горя бедняги, запах дезинфекции, шепот - все это вызывало в нем отвращение.
Он вновь и вновь оживлял в памяти последние минуты полета. Находясь здесь, в больничном коридоре, куда доносился шум от телевизоров и приглушенная болтовня медсестер, он ощущал себя все еще там, в кабине, на него давили отрицательные перегрузки, машина срывалась в штопор и в наушниках слышался голос Риты. То, что происходило за секунды, тянулось долгие минуты, а любое, самое ничтожное ощущение отдавалось в нем с гораздо большей силой, чем когда это происходило на самом деле.