- О, Луис. Здесь будет хорошо. Мои старики немного удивились, но очень рады видеть нас.
- Ладно. Все будет нормально.
- Что ты делал днем? Что ты ел на обед? Три или четыре минуты они обсуждали состояние продуктовых запасов в доме, потом Камачо пожелал ей спокойной ночи.
Через полтора часа зазвонил телефон.
- Он едет домой, - доложил Дрейфус.
- Кто был с ним?
- Не знаю. Мы сфотографировали их в инфракрасных лучах на мосту Чесапик-Бей. Фотограф не обещает, что снимок получится. Они въехали в столичный округ и ненадолго останавливались в Блейденсберге. Потом объект высадил пассажира у станции метро, и тот исчез прежде, чем наш человек успел зайти в зал. Объект едет в вашу сторону. Минут через пять будет дома.
- Пошлите кого-нибудь к дому Чада Джуди. Может, он заметит, как тот возвращается. И возьмите список номеров машин, стоявших у того бара, где объект подобрал пассажира. Пропустите их через компьютер.
- Есть, шеф. Что еще?
- Когда будет готов снимок?
- Завтра.
- Ладно.
- Я пометил, где они находились на стоянке. Может быть, завтра придем с ордером и сделаем обыск.
- Сегодня вечером или завтра объект будет много разговаривать по телефону.
Будьте начеку.
- Вы уверены, что он начинает активные действия?
- Ему некуда деться. Он должен или ставить мат, или сдаваться.
- Держите пистолет под рукой.
***
В воскресенье утром Луис Камачо красил скамейки во дворе, когда Харлан Олбрайт окликнул его через забор. Он зашел в калитку и уселся на стуле.
- У меня есть еще одна кисть, если хотите помочь. Олбрайт хмыкнул и отхлебнул кофе.
- Кто сказал, что Том Сойер умер? Извините. У меня утром кое-какие дела. Он взглянул на дом. - Где Салли?
- Уехала к матери. - Камачо красил ножку стола, не поднимая головы.
- Вот как?
- Женщины, - пробурчал Камачо.
- М-да. На неделю, на две?
- Не знаю.
- Примерно так, что ли?
- Ну да.
- А мальчик?
- С ней. Он уже сто лет не был у бабушки с дедушкой. Конечно, не хотел ехать.
Олбрайт наблюдал, как Камачо красит стол. Краска стекала ему на пальцы, и он вытирал их о траву.
- Знаете, днем может быть дождь.
- Вот так мне везет.
- Почему бы вам не сложить вещички и не отправиться наконец домой?
Камачо сунул кисть в ведро и распрямился. Он пристально посмотрел на Олбрайта, пытаясь прочесть его мысли.
- Вы имеете в виду - в Россию?
- Ну да. Сколько вы здесь? Двадцать восемь или двадцать девять лет?
- Тридцать один.
- Вот-вот. Не пора ли домой?
- Да я ведь уже разучился говорить по-русски. Когда я слышу русскую речь, мне приходится напрягаться, чтобы уловить смысл, а потом долго обдумывать ответ. Больше двадцати пяти лет я мыслю по-английски. Еще кофе?
- Давайте.
Луис взял у него чашку и зашел в дом. Через минуту он вернулся с двумя чашками. Оба молча пили кофе. На дереве чирикали птицы. Камачо сделал глубокий вдох и медленно выпустил воздух. Как уехать? Ему здесь нравится - и место, и люди.
Олбрайт нарушил молчание:
- Вы действительно уверены, что Каплинджер - это "Минотавр"?
Луис задумался.
- Вполне возможно, - наконец, вымолвил он. - Он подходит. У него доступ ко всем делам, он был на том самом приеме три года назад, когда послу опустили первое письмо в карман. Он крайний эгоист, обожает власть. Вполне подходит.
- Но почему? Камачо пожал плечами:
- Составьте список всех возможных причин и пройдитесь по нему. Выберите ту, что вам нравится.
- Я это сделал. И знаете что? Я подозреваю, что настоящая причина в мой список не попала.
- Почему удачно женившийся мужчина цепляет проституток на улице? Почему пожилой человек крадет пару сотен долларов из кассы?
- Это причина в списке была. Крыша поехала. Но я так не думаю.
- Это случается сплошь и рядом. - Камачо допил кофе, отставил чашку и снова взялся за кисть.
- Рейс Аллен Каплинджер, - произнес по слогам имя Олбрайт. - Шестьдесят три года. Состояние оценивается в сто тридцать два миллиона долларов. Сын аптекаря.
Вырос в Сент-Поле. Дважды женат. Вторая жена умерла от инфаркта шесть лет назад. С тех пор не женился, хотя живет с секретаршей, которая работает у него пятнадцать лет. Спит с ней примерно раз в месяц на протяжении десяти лет. Ей сорок два, никогда не была замужем, довольно привлекательна, восемь лет назад ей удаляли полипы в прямой кишке. Каплинджер коллекционирует искусство индейцев, платит огромные деньги, иногда ему достаются хорошие вещи, иногда дрянь. Покупает по собственному вкусу, не обращаясь к экспертам. Собрал все книги, когда-либо написанные о Макартуре, и лучшую мемориальную коллекцию о нем. Что еще? Ах, да. Имеет двух взрослых дочерей, двух собак и "ягуар" пятнадцатилетней давности. Его поместье находится в Западной Вирджинии, близ Мидлберга. Всю свою министерскую зарплату отдает на благотворительные цели.
- В колледже был застигнут в облаве с проститутками, исключался на целый семестр, - добавил Камачо, не отрывая глаз от кисти.
- Да, и это. Грехи молодости. - Олбрайт выплеснул гущу на траву и поставил чашку на колени.
- Так что, доктор Фрейд, неужели Каллинджер уже перешел грань? Вступил в сожительство с матушкой Россией?
Олбрайт встал, положил чашку и побрел к калитке. Через полчаса Камачо услышал, как он заводит мотор и выезжает на улицу.
***
Олбрайт заехал в магазин "Уол-Март" близ Лорела. Потолкавшись минут десять, он позвонил из автомата у входа. Никто ему не ответил. Он выждал ровно минуту и снова набрал номер. На третий раз абонент взял трубку.
Олбрайт говорил около минуты. Его собеседник не произнес ни слова. Затем Олбрайт повесил трубку, вернулся в магазин и еще полчаса покрутился у прилавков.
Выйдя из магазина, он целый час бесцельно разъезжал. В Бертонсвилле заправился и купил банку содовой воды "Доктор Пеппер". Выпил ее, направляясь на север по шоссе № 29, тщательно стер тряпкой отпечатки пальцев с банки.
На подъезде к границе округа Колумбия он съехал на трассу № 32, сделал незаконный левый разворот на верхнем уровне развязки и спустился на то же шоссе № 29, проверился в зеркале заднего вида и направился на юг. Никто его не преследовал. Ни вертолетов, ни легких самолетов он не заметил. На шоссе № 216 он свернул направо в самый последний момент, как раз когда уже зажигался зеленый свет.
Теперь он очутился на проселочной дороге. Заглянул в зеркало. Какая-то машина свернула с 29-го на эту дорогу, но направилась на север. Раньше он ее не замечал. Теперь ему попадались только встречные автомобили.
Фултон был небольшим поселком - несколько ферм, церковь, крохотная почта и несколько магазинчиков - в двух километрах к западу от шоссе № 29. Здесь Олбрайт свернул налево, на Известковую дорогу. Узкая лента асфальта петляла, следуя изгибам речушки. Вдалеке от дороги среди широких лугов стояли красивые дома. Заборы прятались за высокими деревьями, в густой траве паслись лошади.
Машина, шедшая позади него от 29-го шоссе, свернула налево, на Бассейную дорогу, и направилась по склону невысокого холма в соседний округ.
Проехав с километр после ответвления Бассейной-дороги, Олбрайт притормозил. Прямо у дороги находился каменный фонтанчик для питья, в который текла по трубе родниковая вода. Он остановился. Взял под задним сиденьем банку из-под налитка "Севен-ап", обернув руку тряпкой. Затем, перегнувшись через сиденье, открыл правую дверцу и поставил банку у подножия фонтанчика так, чтобы ее было видно с дороги. Обратно в машину, закрыл дверь, выжал сцепление. Все это заняло двадцать секунд.
Он оглянулся налево, где за широким лугом и грядой деревьев на склоне холма находился большой дом. Вроде никого.
Через триста метров Олбрайт выехал на перекресток. Там начиналась Дорога коричневого моста - еще одна полоска асфальта с желтой разделительной линией посредине, без предохранительной отсыпки. Он осмотрелся. Никакого движения. И в зеркало ничего не видно. Повернул направо. Дорога вилась через лес и выходила на открытое пространство. В двух километрах от Известковой дороги новый перекресток. Это снова шоссе № 216. Направо, к востоку, находится Фултон, в полутора километрах к западу - Хайлендский. перекресток. Харлан это отлично знал, потому что потратил не одно воскресенье, разъезжая здесь по проселкам, изучая все изгибы и повороты, выискивая удобные места для. почтовых ящиков.