Выбрать главу

- Полковник Летунов, - он, наконец, представился и предложил: - Рассказывайте.

- Что?

- Всё. Ясно, исчерпывающе, но коротко, по фактам и без душещипательных сантиментов, желательно. Ужас до чего не люблю слезливые девичьи истории. «Простите, дяденька, извините, бес попутал». Прощать я вас не буду, поэтому поберегите свои слезы, мое время и нервы лейтенанта Короткова. Он очень переживает, когда в протоколе много воды.

Лидия оглянулась на Короткова, состроившего, как ему казалось, грозное лицо. На мгновение ее румяные губы осветлила улыбка и тут же погасла. Это не ускользнуло от внимания полковника.

- Очень хорошо, что вы не теряете присутствие духа, Лидия Николаевна, но я прошу вас начать.

- С чего начать?

- С начала. Впрочем, родился-учился можете опустить. О вашем рабоче-крестьянском происхождении, сиротстве в детском доме и работе машинисткой я прочел в предыдущем протоколе, - полковник похлопал пальцами по закрытой папке. - Если вам, конечно, нечего добавить к сказанному.

- Нечего.

- Хорошо. Тогда начните сразу с того, как попали на фронт, как у вас созрела идея перейти на сторону немцев и как вы ее осуществили.

- У меня не было идеи перейти к немцам! - вскочила Лидия.

Полковник двумя пальцами, как старообрядческий священник, приказал ей сесть. Она сникла и повиновалась.

- По порядку, Лидия Николаевна. А уж мы решим что у вас было, а что нет.

Лидия вздохнула, потерла ладонями щеки и размеренно заговорила:

- Я родилась и выросла в Кирове, рано потеряла родителей, попала в детский дом, поскольку у меня не нашлось других родственников... Простите, но я вынуждена это повторить, потому что это важно.

- Я же просил без сантиментов.

- Это не сантименты. Так будет понятны мотивы моих действий. Вы логик, я вижу, вот и я пытаюсь, чтобы повествование было логичным.

- Хорошо, продолжайте.

- С девяти лет я воспитывалась в детском доме. Считайте, что меня воспитало государство... И я безмерно благодарна государству за кров, за еду, за образование. У нас были хорошие воспитатели, в школе — хорошие учителя. Меня вырастили и выпустили в жизнь чужие, но неравнодушные люди. Мне приходилось тяжело, везде нужно было пробиваться самостоятельно и это закалило мой характер. После школы я выучилась на машинистку, пошла работать. Зарабатывала немного, но мне хватало. А потом началась война. В первый же призыв ушла половина моих друзей, тех, с кем я росла в детском доме. Очень скоро стали приходить похоронки. Одна, вторая, третья... Призвали наших учителей, кто-то пошел добровольно. В сентябре пришла похоронка на Серафима Игнатьевича Шукшина. Это был директор нашего детского дома, добрый, честный, мягкий человек, фактически мой второй отец. Наш второй отец. И тогда я решила... Я решила, что не могу больше оставаться в стороне и пошла проситься на фронт. В военкомате мне дали направление на курсы радистов. Уже в октябре я оказалась на фронте. Меня определили в разведку. Первая же переброска за линию фронта оказалась неудачной, я попала в плен.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

- Вот с этого момента поподробнее. У меня сложилось ощущение, что вы темните относительно своего попадания к немцам.

- Я не темню.

- Тогда расскажите эту историю.

- Наш самолет подбили. Пилот еле-еле дотянул до земли. Но посадка оказалась жесткой. Пилот погиб, мой командир получил травму черепа. Я перевязала как смогла, но он тоже был не жилец. Рация разбилась вдребезги. У меня было сотрясение. Я вытащила командира из самолета... Мутило меня страшно, перед глазами цветные круги скакали как в цирке. Мне ясно стало, что из нашего задания пшик получился... Но это как-то так, на задворках сознания все. Я еще надеялась — глупо так! - что, может пилот к нашим вырулил и мы на своей земле рухнули. Но нет. Услышала, как кричит кто-то, топот ног. Не сразу поняла, что речь-то немецкая... Достала пистолет. У меня еще силы были, чтобы застрелиться, я даже курок взвела... Но не смогла. Так обидно стало, так страшно умирать... Я уже теряя сознание в сторону голосов куда-то выстрелила... и все, отключилась. Очнулась уже в немецком госпитале. Потом меня переправили в концентрационный лагерь для военнопленных. Там со мной разговаривали офицеры из немецкой контрразведки. Ласково так предлагали... ну вы понимаете, предать.