Выбрать главу

- Да. По большей части нарочитые.

- Поясните.

- Я видел как обращались с попавшими в плен бойцами. Я сам был одним из них. Нас морили голодом, холодом, измождали непосильной для вечно голодного человека работой. Нас истребляли, понимаете? Единственным шансом вырваться было обратить на себя внимание вербовщиков. Чтобы выбраться из концлагеря и попытаться вернуться домой нужно было заинтересовать собой. У меня есть вопрос к советской власти. Моего деда раскулачили и сослали в Сибирь, он там умер и я даже не знаю где его могила. Я любил его. Я знаю, что он был хорошим человеком, трудолюбивым и честным. Он не был зажиточным, он просто умел работать на земле... И я не понимаю за что он должен был сгинуть неизвестно где! За то, что у него была лошадь, а у его соседа не было? Вот такой у меня вопрос.

- И вы рассказали эту душещипательную историю вербовщикам.

- Вы иронизируете... Это обидно. Да, я рассказал, когда меня пригласили на разговор. В моей анкете, которую все красноармейцы заполняют при попадании в плен, был указан раскулаченный дед. Это, видимо, их заинтересовало. Они искали неблагонадежные элементы, имеющие счеты к советской власти. Я решил сыграть на этом, развить свою личную обиду в общее неприятие к власти и государству.

- А на самом деле вы любите советскую власть, хотя и имеете к ней некоторые болезненные вопросы?

- Опять ирония. Может быть, вам трудно поверить, но я люблю свою Родину. Я люблю свою землю, свой народ. И сколько бы вопросов у меня не было к власти, это не меняет того обстоятельства, что другой Родины у меня нет и быть не может. Родина как мать — одна и на всю жизнь.

Полковник пристально посмотрел на Ромашова и язвительно ухмыльнулся:

- Убедительно говорите. Аж поверить хочется. Понимаю, почему вы так понравились отборщикам разведшколы. Умеете взять обаянием честности.

Ромашов наморщил лоб.

- Не понимаю о чем вы говорите.

Полковник помрачнел и приказал строго:

- Блиц. Отвечайте коротко. Вы были красноармейцем, Ромашов?

- Да.

- На предыдущем допросе вы указали, что пошли на фронт добровольно. Это правда?

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

- Да.

- Вы понимали, что можете умереть на фронте?

- Да.

- Вы готовы были умереть?

- Да.

- Коротков, ты успеваешь?

- Да, - бросил Коротков, не поднимая головы от протокола. Но сразу опомнился, выпрямился, грянул: - Так точно, успеваю!

- Значит, вы готовы были умереть за Родину? - продолжил полковник с Ромашовым.

- Да.

- Это удивительно.

- Почему?

- По тому, как вы здесь сейчас рассуждаете. Я не могу увязать это в голове. Ваш добровольческий порыв, если вы, конечно, не врете, не могу увязать с вашим последующим предательством. Зачем вы пошли на фронт добровольно? Чтобы иметь возможность перейти на сторону немцев и воевать против Советского Союза?

- Нет. Чтобы защищать свою землю от захватчиков.

- Под захватчиками вы подразумеваете кого?

- Немцев, конечно, кого же еще?

- То есть вы не имели намерения перейти на сторону врага?

- Нет. Не имел и не мог иметь. Это немыслимо.

- И все-таки вы перешли.

- Да.

- Потрясающе! Вы так просто об этом говорите.

- А нужно говорить об этом сложно? Да, я какое-то время находился у немцев и проходил подготовку по диверсионной работе. Вероятно, это можно назвать переходом на сторону врага чисто внешне. Но внутренне я никогда не был на их стороне.

- Ах, вот в чем дело. Та же песня, которую пела мне Лидия Николаевна, только под другим соусом. Это философия, Василий Федорович. Продукт мыследеятельности. А я имею дело с фактами. Философия суть внутренняя идея, факты — это результат внешних действий. Мне все равно какую философскую базу вы подгоняете под свои действия, мне важны действия, которые совершаете. Вы совершаете предательство, значит вы предатель. Ваша философия — это попытка оправдать трусливые действия.

- Я руководствовался не трусостью.

- А чем?

- Я не боялся умереть от пули или осколка на поле боя, поймите. Умереть в бою — это то, к чему я был готов. Убивают меня - убиваю я, все честно. Но я не могу убивать людей, если у них в руках нет оружия, направленного против меня. И я не могу напрашиваться на смерть, когда на меня из противоположного окопа не целится мой враг. И если вообще окопов нет. Без окопов человек не боец, а убийца... Меня не собирались убивать, пока я был в плену...