— О’кэй! — ответил бывший ведомый, — возможно, ты и прав. Разговор с миссис Пауэлл не помешает. Пока ты распоряжаешься насчет ужина, я дам Маккензи задание. Если я правильно помню расписание Эми, ты должен был сидеть за столом еще полчаса назад. Не надо ее сердить. Ты не можешь допустить потери ни одного голоса, правда?
Эми Дезайри Стивенс, которая одевалась не так ужасно, как предыдущая Первая леди, и не умела ездить верхом, как другая Первая леди, уже была на взводе, если не сказать свирепа. Нескончаемые тяготы и неурядицы предвыборной гонки не пошатнули присущего ей самообладания и присутствия духа, и теперь благоразумная и привлекательная дщерь четвертого богатейшего человека в Миннеаполисе — и после двух десятков лет брака сохранившая привлекательность и благоразумие — просто по инерции продолжала поддерживать супруга и смирилась со своим положением. Она была гостеприимная хозяйка, любвеобильная мать, тонкий политический советник и решительная поборница прав американских индейцев, а в общем оживленная и (или) страстная, в зависимости от места и компании, в которой она оказывалась. В эти дни она к тому же беспокоилась о муже и стране — своем муже и своей стране. Она всеми фибрами души ненавидела сенатора Бейлора Колдуэлла.
Но Винс Бономи ей нравился, и именно по этой причине президент пригласил его на семейный ужин. Это была не самая веселая трапеза четы Стивенсов за время их пребывания в Белом доме, но она стала бы просто невыносима, если бы ее с ними не разделял старый друг. Разумеется, Эми Стивенс сразу почуяла, что что-то стряслось — нечто весьма серьезное. Разумеется, она не стала задавать вопросов, ибо если президенту Соединенных Штатов хотелось бы с ней что-то обсудить, он бы так и сделал. Вероятно, это как-то связано с предвыборной кампанией, рассудила она, рассеянно жуя кусок орегонской форели, потому что если бы закавыка имела политический характер, на ужин был бы приглашен Рей Гамбинер, или Билл Фрост, или же этот учтивый хитрюга-сенатор из Кентукки.
Из пятерых сидящих за столом лишь двое голодных подростков наслаждались едой. По всем законам американской политики детей Стивенса должны были звать Билли и Нэнси, или Том и Барби, или Тед и Триша. На самом же деле их крестили под именами Дуглас и Сэллиэнн, но они оба были милы, точно и впрямь носили одно из упомянутых здоровых имен, и всегда отличались отличным аппетитом.
Людей, севших ужинать в «Гадюке-3», не особенно поразили размороженные полуфабрикаты, которые Делл для них разогрел, но все же беглецы вынуждены были честно признать, что эта еда выгодно отличалась от той, что им подавали в «доме смерти». Что бы там ни утверждали народные предания, тюремные пайки смертников в Монтане, а также порционные блюда в придорожных харчевнях, где питаются водители дальних трейлеров, — как, впрочем, и люди, подобные предания распускающие, — обильны, но безвкусны. Гастрономические качества пищи могли бы улучшиться, если бы кто-нибудь пожаловался властям или если бы кулинарные эксперты из «Путеводителя Мишлена»[43] почаще туда заглядывали, но по какому-то странному недосмотру ни один галльский гурман от Мишлена ни разу не посещал тюрьму штата Монтана.
Пауэлл покончил с хамовкой первым и, прожевав последний кусок, подошел к командирской приборной доске и в очередной раз включил обзорную телекамеру. Чернокожий с удовольствием отметил, что дождь закончился, туман рассеялся, но в остальном представшая его взору картина зародила в нем тревогу. Он медленно повел телекамерой по периметру. Вот они — чего и следовало ожидать!
Силы были стянуты значительные.
— Эй! — окликнул Виллибой Пауэлл своих сообщников громким насмешливым голосом. — Вот и соседушки пожаловали!
20
Через мгновение у его плеча вырос Делл и стал вглядываться в маленький экран.
Войска.
Рассеянные цепью солдаты окружили заграждение из колючей проволоки и устанавливали тяжелые орудия.
105-миллиметровые безоткатные пушки.
Пулеметы 50-го калибра, укрепленные на легких танках — по четыре ствола на каждом.
А дальше еще войска и колонны грузовиков позади них.
— Мать твою! — громко произнес бывший майор.
— Из Мальмстрома? — спросил Пауэлл.
— Нет, это не местные. У службы безопасности САК нет такой тяжелой техники.
Он не ошибся. Солдаты и техника были переброшены сюда по воздуху из воздушно-десантных соединений в Форт-Льюисе.
— Да они же всюду! — объявил бывший морской пехотинец, вращая телекамеру.
Еще солдаты.
Еще техника, включая по меньшей мере шесть танков, и несколько самоходных гаубиц на гусеничном ходу.
Солдаты устанавливали прожектора. Переговаривались по походным рациям. Где-то неподалеку должен быть мобильный командный пункт связи — крытый грузовик, набитый радиоаппаратурой и телепринтерами. Где-то здесь расположился и командный пункт и, вероятно, полевая кухня. А вместе со всей этой массой военных — по первым прикидкам их тут было триста-четыреста, не меньше — прибыли санитары, инженерные подразделения и множество людей из служб поддержки.
Делл был прав, даже если его оценка численности окруживших их — нет, осадивших их — войск оказалась заниженной. Конечно, он был плохо знаком со структурой американских сухопутных войск и не смог заметить дополнительные вражеские контингенты: ракетные батареи и пусковые установки ракет «земля-воздух» среди них… Реальное число войск, развернутых в радиусе двух миль вокруг «Гадюки-3», составляло 1900–1897, если говорить совсем точно, потому что трое получили увечье при падении «джипа» в кювет как раз на подъезде к базе.
— Ты когда-нибудь служил в армии, Жеребчик? — спросил Делл.
— He-а, мне их форма не нравилась, так что я отколол коленце на приеме у психиатра на призывном пункте, и они решили, что я не совсем здоровый американский мальчик.
— Ясно, ну если тебе не приходилось часто видеть фильмы про войну, малыш, то сейчас можешь восполнить этот пробел, — прокомментировал Пауэлл. — Подойди, посмотри!
Наемный убийца подошел вместе с презрительно фыркающим Харви Шонбахером и прильнул к экрану.
— Матерь Божья, да это похоже на день рождения Джона Уэйна! — воскликнул в благоговейном восхищении Фэлко. — Да их тут тьма! Ты только посмотри! Ишь ты, как копошатся — все при деле, сволочи! Эй, Вилли, а это что?
— Средние танки.
— Глазам своим не верю! С ума сойти! Да тут сейчас такое будет! Ну вот, я же всегда считал себя отчаянным малым, — признался Фэлко, — но кто бы мог подумать, что дядя Сэм пошлет танки, чтобы меня сцапать. Когда ловили Диллинджера и Аль Капоне — и то танки не посылали. Мне это даже нравится. Они выражают уважение…
— Ага, скоро твоя фамилия засияет на рекламных щитах, — сумрачно предсказал чернокожий.
— А почему нет? Может, я еще попаду в список десяти самых опасных преступников? — раздумчиво пробормотал Фэлко.
— Да ты уже в списке пяти самых опасных, — заметил бывший майор, направляя объектив телекамеры в другую сторону.
Для вечернего времени видимость была исключительно хорошей, что и не удивило человека, отвечавшего когда-то за безопасность пусковых установок 168-го ракетного крыла. Он знал, что эта телекамера снабжена прибором ночного видения, позволявшего вести наблюдение за местностью в темноте.
Он также знал, глядя на выпученные глаза Шонбахера и болезненно-мучительное выражение его лица, что знаменитый насильник был на грани истерики.
— Спокойно, Харв! — посоветовал он сообщнику. — Не потей ты так. Мы же этого и ожидали, верно? Вполне предсказуемая и, я бы сказал, предсказанная реакция армейских умников.
— Нам надо было рвать когти к границе!
Делл покачал головой — терпеливо, но устало.
— Нет, Харви. Если бы мы попытались это сделать, мы были бы давно мертвы, м-е-р-т-в-ы.
— Мне нравится ход твоих мыслей, — похвалил его Пауэлл.
— Почерк у меня еще лучше Теперь послушай меня, Харви. Мы сделали единственно возможную вещь — самое умное, что можно было сделать в такой ситуации, и инициатива все еще у нас. Эти малыши, что суетятся там наверху, не хотят нас обидеть. Они, скорее всего, даже и не подозревают, что вообще происходит.