Его адъютант, похоже, испытывал меньшее удовлетворение.
— Знаю, знаю, что тебя тревожит, Дуг, — заметил главкомстратав. — Сбой в системе. Ошибка в мерах безопасности, так? Раз наши стрекозки сумели проскочить в «слепую точку» над караулкой, значит, и вражеские стрекозки сумеют сделать то же самое, ведь так?
— Да, сэр. И нам придется заделать эту дыру!
Аналогичное наблюдение было сделано, в менее вежливой форме, и в Пентагоне, где начальник штаба сухопутных войск не без гордости отметил, что его «прыгуны» нашли-таки брешь в оборонительных укреплениях ракетной базы САК.
— Я не хотел тебя расстраивать, Пит, — заметил он на прощанье.
— Мы всегда приветствуем конструктивную критику в наш адрес, — холодно отозвался Крейн.
Теперь первый вертолет опустел и начал набирать высоту, и в пятистах ярдах от земли чуть подался в сторону, давая возможность второй машине снизиться по тому же невидимому вертикальному коридору.
— Ну, вот и они, — проговорил Вудсайд, увидев, как Лебо и его солдаты сбросили канаты с крыши караулки и начали медленно спускаться вдоль стены здания.
И в этот момент Делл повернул телеперископ, установленный на крыше.
— Давай-давай! — шептал офицер-десантник.
Трое… четверо… пятеро зависли у стены, а электронный глаз продолжал неторопливо прочесывать местность.
— Поторопитесь!
Шестой и седьмой десантник запутались в своих канатах.
— Уноси-ка свою задницу с крыши, Фарли! — зашипел Лебо сержанту, — а не то я дам тебе хорошего пинка!
Телекамера снова пришла в движение.
Сержант скрылся из виду — на крыше остались только Лебо и двадцатилетний солдатик из Канзаса.
— Если ты, Браймен, не можешь слезть, прыгай, — приказал майор.
Телеглаз уже почти впился в них.
Вняв словам командира, капрал, бывший большим докой по части падений, прыгнул. Как только он исчез за кромкой крыши, Лебо перелез через край, держа в руке ящик: за пять секунд до того мгновения, как телекамера нацелилась на него.
— Черт! Черт! Чуть не засекли! — шептал про себя Маккензи, наблюдая всю эту сцену.
В «боевом кабинете» Комитета начальников штабов весьма высокопоставленные военные высказывали весьма сходные мысли, хотя используемый ими для этого язык был весьма невыразителен.
Второй вертолет начал снижаться.
А первое отделение уже было на полпути к земле, вне зоны видимости установленного на крыше телеперископа. Один за другим десантники прыгали на землю, прижимались к стене караулки и проскальзывали в раскрытую дверь. Они двигались бесшумно, ибо на ногах у них были теннисные тапочки. Они стояли во тьме, переводя дыхание, пока Лебо быстро пересчитывал личный состав.
…Пять, шесть, семь.
Браймен?
Тот, который прыгнул.
Где, черт бы его побрал, Браймен?
Лебо услышал странный звук, передернул затвор своего автомата «М-16» и увидел, как кто-то вполз внутрь через порог.
— Это ты, Браймен? — тихо спросил он.
— Да, сэр.
— Ты в порядке, малыш?
— Я-то в порядке. Да, кажется, сломал ногу. А так в порядке.
— Болит?
— Зверски!
Лебо обдумал ответ капрала и принял решение.
Он передал раненому свою походную рацию.
— Ты, Браймен, оставайся здесь. Прикрой дверь — на тот случай, если эти ублюдки поднимутся из «ямы» не на лифте. Прикрывай дверь и держи связь. Если мне что-нибудь понадобится, передай им по рации, понял?
— Понял, сэр.
Лебо повернулся и, собравшись уже уходить, остановился.
— Эй, Браймен, как твоя лодыжка?
— Кажется, накрылась лодыжка. Не привык прыгать в тапках.
— С тобой полный порядок. Да-да, полный порядок! — повторил Лебо, точно его слова могли сращивать сломанные кости и порванные сухожилия.
И тут они услышали, что отделение Типпетта начало высадку на крышу.
— Браймен, скажи им по рации, чтобы они глядели в оба и не попали под объектив этой чертовой телекамеры. А ты, Фарли, подойди ко мне и возьми у меня это спецядерное устройство.
Он произнес последние два слова с нескрываемой иронией, передразнивая жаргон армейской разведки. Сержант подхватил контейнер с зарядом и последовал за узеньким лучиком фонарика Лебо в глубь коридора. Остальные молча шли следом, и через минуту они уперлись в массивную стальную дверь-гармошку грузового лифта.
Кабина лифта стояла на дне шахты.
— Черт! — процедил сквозь зубы майор Жан-Шарль Лебо.
— Вот тут есть кнопка, — прошептал сержант Фарли. — Наверное, можно вызвать лифт.
— Ага, и поднять тревогу. Все это заведение напичкано датчиками тревоги: сигнализация на сигнализации и сигнализацией погоняет… Нет, доставай-ка свои кусачки и перекуси дверные рейки. Проделай-ка в гармошке дыру, чтобы можно было просунуть руку и открыть дверь изнутри.
Фарли приступил к работе, а солдаты первого отделения стали слушать голоса своих боевых товарищей из второго отделения, которые топали по крыше и начали спуск по канатам.
— Браймен! — тихо позвал Лебо. — Передай-ка в штаб, что мы тут колупаемся с гармошкой двери лифта и что Типпетт спускается вниз.
— Что-то я ни черта не вижу, Ларри! — весело заметил Фэлко, находящийся девяноста восемью футами ниже. — Все та же ерунда, которой они уже полчаса как занимаются.
— Вот то-то меня и беспокоит. Должна же быть на то какая-то причина.
— Они что-то замышляют, — предположил пухлый насильник.
— Фигня!
— Нет, Жеребчик, не фигня, — не согласился Виллибой Пауэлл. — Все это очень странно. В кромешной тьме не может быть такой бешеной активности. Что-то там у них происходит. Так что я вынужден согласиться с Харви.
— На хрен этого Харви, с его потными ладонями и раззявистым хлебалом!
Делл продолжал вращать телеглаз на крыше.
— Оставь Харви в покое, слышишь, Жеребчик? — приказал он. — Он же неважно себя чувствует.
— Да хоть бы он и вовсе загнулся… Ладно, ребята, вы тут поглядывайте, а я иду спать. Если будет что-то новенькое на экране, дайте мне знать.
— Сладких снов! — бросил Делл.
— Нет, лучше эротических! — поправил его наемный убийца.
Его пожелание оказалось более жизнеподобным, ибо спустя пять минут после того, как «Жеребчик» Фэлко перенес лейтенанта Канеллиса на верхнюю койку рядом с Тауном, а сам растянулся внизу, он вновь переживал — в цвете! — потрясающий уикенд, который он провел с тремя клевейшими молодыми особами в апартаментах пуэрториканского отеля «Эль Сан-Хуан». Одна была рыженькая — настоящая рыжая, как он установил после тщательного изучения ее волосяного покрова. Это был чудесный сон, и хотя он не шел ни в какое сравнение с теми видеозаписями, которые можно сделать в спальне какого-нибудь затейливого чикагского издателя, он навевал ласкающие душу воспоминания о былом и сулил упоительное обещание возможного грядущего.
— Так, ну вот все внутри, — сообщил командир «Иерихона», — и пока что все идет как по маслу.
— А что дальше? — пробурчал начальник штаба сухопутных войск.
— Может, помолимся? — предложил Вудсайд.
Командующий сухопутными войсками задумчиво воззрился на председателя комитета начальников штабов, пытаясь определить, шутит тот или говорит серьезно.
— А ты что думаешь, Винс? — спросил президент в пяти милях от Пентагона.
— А я не думаю, я обильно потею.
— А я думаю, как нам удалось вляпаться в эту заваруху.
— Ты имеешь в виду «Гадюку-3» или глобальное ракетно-ядерное противостояние не на жизнь, а на смерть?
В Вашингтоне было около половины третьего утра, и президент Стивенс сидел с покрасневшими от бессонницы глазами. Он зевнул, вздохнул и опять зевнул.
— Да и то и другое, Винс…
— Уж не знаю, Дейв, — ответил Бономи, зевая. — Я даже ума не приложу, что такой милый парнишка вроде меня делает в этом кабинете.
— Да, для работы в Белом доме ты малопригоден, — согласился президент, — но ты не ответил на мой вопрос. На хрена нам все эти водородные бомбы, межконтинентальные ракеты, флотилии атомных подводных лодок, способных спалить все города мира своими ракетами. Что за мир мы создали, в котором какой-то задрипанный автомеханик болтает по телефону с женой, а двадцать генералов, затаив дыхание, слушают их беседу?