— Это мы! — бодро ответил Никита, отметив про себя что взойдя на восьмой этаж, он даже не запыхался.
— Вот и хорошо, что вы! — металлическая дверь открылась наружу, выпустив пушистый клубок, который, превратившись в собачку, принялся прыгать вокруг, вставая на задние лапы и истово трепеща хвостом, выражая тем самым крайний респект гостям. Тетя Женя, одетая в светлые брюки и светлую же блузку, само олицетворение приветливости, отступила вглубь коридора, давая проход. Никита пропустив вперед Милу и шмыгнувшую следом собачонку, зашел последним, закрыв за собой дверь. В коридоре началась обычная в таких случаях суета. Не смотря на вежливые отказы, гости были наряжены в тапочки и строем отправлены на кухню.
— Теть Жень… да мы не надолго… нам еще в город надо сегодня успеть по делам.
— Успеете! Какие ваши годы. Никита — мальчик мой… успевает всюду тот, кто никуда не торопится! — журчала тетушка, подталкивая его в спину.
На кухне все было готово к основательному чаепитию. На покрытом узорчатой скатертью столе, стояли три красивые фарфоровые чашки для чая, вазы с печеньем и конфетами, большая тарелка с пирогами личного тетиного изготовления, хрустальные розетки с вареньем и медом. В углу стола, закипев, щелкнул выключателем серебристый чайник. Евгения Петровна усадила их рядышком, как голубков, а сама села напротив, оценивающе разглядывая Милу.
— Ну теть Жень, ты в своем репертуаре! Тут и двумя часам не обойтись… — сказал Никита, извиняюще скосив глаза на свою спутницу. Но та казалась невозмутимой, как египетская кошка.
— Познакомь меня, Никита, со своей девушкой!
— А… ну да… извините! Это Мила! А это Евгения Петровна — моя любимая тетя!
— Очень приятно! — сказала тетушка, обращаясь к Миле, та старательно улыбаясь кивнула в ответ.
— Вы знаете… — продолжала тетушка, — мне ведь Никитка как сын… еще маленьким его нянчила, на руках носила… А уж когда Верочка померла, — тетя сделала трагическую паузу и даже смахнула с уголка глаз воображаемую слезинку, — совсем ведь мальчишка без присмотра остался. Хорошая девушка ему нужна… жениться давно пора…
Мила продолжала ей улыбаться и кивать головой, как китайский болванчик. Никиту начал разбирать смех. Он старательно сдерживался.
— А Мила — это… — начала тетя.
— Мила — это Мила! — поспешно остановил ее Никита. — Имя такое — Мила… Ну как Мила Йович…
— Ну ладно… — тон тети стал притворно обиженным, — А что ты все за нее говоришь? У нее что, языка нет?
— А он мне запретил разговаривать! — неожиданно сказала девушка. Никита попытался ущипнуть ее под столом за бедро, но она отпихнула его руку и сама ткнула локтем в бок. — Сиди, говорит, и молчи — может, за умную сойдешь…
— Никита! — укоризненно посмотрела на него тетя. — Ну давайте чай пить! Никита, ты черный будешь, как обычно?.. А вы Мила какой пьете? Зеленый? Слушайте ребятки, а может вы кушать хотите, а то я забыла предложить… у меня картошечка есть с грибочками. Не хотите? Ну смотрите… А может по рюмочке коньячка или наливочки? Что? Мила за рулем? А ты Никита? Не хочешь? Ну ладно… давайте Мила, я вам чайку налью…
Беседа потекла в нейтральном ключе. Тетушка жаловалась на жизнь, на свою никому ненужность. Никита с удивлением обнаружил, что все мысли в ее голове совпадают со словами, которые она говорит, разве что, опережая их на несколько секунд. Вот уж воистину, что думает, то и говорит. Для порядку он возражал тете, утверждая обратное, что все уральские родственники ее уважают и он сам Никита считает ее буквально, второй матерью. Он знал, что она хочет услышать от него, поэтому и говорил, как ей хотелось. Наконец Мила, которой видимо прискучило слушать эти домашние терки, попросила разрешения пойти покурить на балкон. Разрешение разумеется, было немедленно получено и она удалилась из кухни смешно семеня ногами, чтобы с них не свалились большие, на три размера больше, мохнатые тапки. Тетя Женя с хитрым прищуром посмотрела ей вслед, покачала головой с осуждением.
— Что ж ты, Никитка, все время девок-то курящих себе находишь? Обкуривать же потом будут тебя всю жизнь! Будешь пассивным курильщиком…
— Да теть Женя, где их других-то взять? Все сейчас курят… курящих девок больше чем парней!
— Ой, ой… беда с ними! А одежонка то на ней… прости господи! Считай, что голая ходит!
— Да ладно, тетя… Выйди на улицу, все сейчас так ходят… жарко ведь.
— Да, девки совсем стыд потеряли… ой, ой… На мордашку она, конечно, симпатишная… слов нет… глазастая… Но тощ-а-а! Ни тела, ни фигуры, что твой пацан! Шейка тоненькая… ножки, как спички! Ну швабра и швабра… прости ты меня господи! Такая, ни родить толком не сможет, ни поднять ничего тяжелее денежной бумажки… болеть начнет… Ой, ой! Ирина-то посправней была…
— Да что ты заладила! — обиделся за подругу Никита, — Вот, тетя… всем ты хороша… но, как включишь свои деревенские замашки… Какие мне нравятся, с такими и хожу!
— Непутевые тебе нравятся! Слушай, имя у нее странное… и черная вся… она что, нерусская?
— Да русская, русская! (знала бы ты ее настоящее имя) Загорелая просто… в Испании она была на курорте, вот и загорела…
— Да, молодежь нынче… только и мотаются по Турциям да Испаниям… откуда только деньги у людей… тут всю жизнь проработаешь, никуда дальше Болгарии не съездишь… А чем она занимается-то? Тоже что ль наукой?
— Время сейчас другое, тетя… хотя… я вот тоже еще никуда не ездил… Но какие наши с тобой годы?… Работает она в коммерческой фирме, занимается маркетингом, ездит везде… но сейчас, может, и здесь останется в Н-ске насовсем.
— А как же познакомился ты с ней? Опять что ли по интернету?
— По интернету, тетя, по интернету… сейчас это модно… и быстро.
— Да-а… все у вас быстро сейчас… быстро сходитесь, быстро расходитесь! Налить тебе еще чайку?..
В коридоре запиликал замысловатую китайскую мелодию мобильник Милы. Было слышно, как скинув неудобные тапки, она торопливо прошлепала босыми ногами в коридор. «Алео…» — раздался ее удаляющийся голос… вернулась обратно на балкон.
— Кстати, тетя… — сказал Никита потянувшись за очередным пирожком с яблочным повидлом, — в последние дни никто не звонил, меня не спрашивал? Я видишь ли сейчас живу не дома…
— У этой что ли? — кивнула Евгения Петровна в сторону коридора, откуда доносился приглушенный расстоянием голос Милы, раздраженно объяснявшейся с кем-то по телефону. — Ты ее любишь?
— Ну в общем, да… в смысле, да, что у нее живу… она квартиру снимает по-работе… Нам там удобнее… Так и что? Не звонили, не искали меня… с работы может, мужики потеряли? Я ведь никому еще не говорил.
— Ты знаешь, припоминаю… звонили… Как раз в тот день, когда я приехала… ну когда ты меня не встретил!
— Теть Жень! — досадливо поморщился Никита, — Ну я же объяснял! Болел сильно… отравился!
— Да, мне Мила твоя и сказала, что болеешь… напился поди? Слушай, глаза у нее недобрые…
— Да подожди ты с глазами… — отмахнулся Никита, — так звонили, что спросили-то?
— Ну как что?.. — удивилась тетя, — как ты и говоришь… с работы звонили сказали найти тебя не могут, где мол, ты…
— Да как же найти-то не могли, я ведь тогда еще дома был?
— Так я им и сказала… дома говорю он… только вот недавно с ним по телефону разговаривала.
— Кому им-то? Сколько их было?
— Сколько было не знаю… разговаривала с одним… Мужской голос — противный, помню, такой… Говорит, как телега несмазанная скрепит…
— И что?
— Ничего… извинился за беспокойство и трубку положил. А что случилось-то, Никита?
— Да нет, ничего не случилось… — сказал Никита, решительно отодвигая от себя чашку, — Ну что, тетя, пора нам пожалуй, двигать… засиделись мы, а еще дела делать.
— Как же засиделись, — засуетилась тетушка, — и полчаса-то не посидели… Еще чаю попейте! Конфеты вот берите, печенье вкусное!
— Тетя! — Никита похлопал себя по животу. — Как тебе не стыдно! Мы сейчас лопнем уже! Правда, Мил? — спросил он вернувшуюся с балкона девушку. Та молча стояла прислонившись к дверному косяку, скрестив руки на груди, лицо у нее было недовольное. Но когда тетушка повернулась к ней, она изобразила любезную улыбку и сказала медовым голоском:
— Спасибо большое! Все было очень вкусно! Но нам в самом деле пора… правда, Никит?