— Негодяй! — прошептала она, шутливо стукнув его кулачками по плечам, — Почти добил меня! Кто бы мог подумать! Меня!.. Способный… Но ты понимаешь, что мы без прикрытия? Я не могу полностью расслабляться, без прикрытия!
— Ну почему же ты не можешь, Солнышко? — он перехватил ее руки и стал целовать. — Посмотри, какая романтика кругом: лес, небо в тучах, помойка рядом, — он кивнул головой на едва виднеющиеся в темноте столовские мусорные баки. — Морг опять же, неподалеку… Кому мы тут нужны? Расслабляйся на здоровье, Любимая!
— Перестань! Не говори так, я тебя прошу… Понимаешь, это непрофессионально!
— Дурочка! — так же шепотом сказал ей Никита, притягивая к себе опять ее голову и целуя все лицо, — Я ее люблю… а она о профессионализме тут кудахчет… Понимаешь? Я люблю тебя!
Мила отстранилась от него, ее лицо посерьезнело:
— Вот-вот… — она свела вместе распахнутые края его рубашки, — на эту тему нам надо поговорить…
Никита сделал невинное лицо:
— Что прямо сейчас, любимая?
— Никита перестань! Это уже не смешно! Хочешь меня разозлить?
— Тебя злит, когда тебя любят?
— Все заткнись! И вообще давай вылезай… на улице застегнешься… уже темно, не видно.
Она перегнулась через водительское кресло и разблокировала дверцы. Никита воспользовавшись случаем, шутливо куснул ее за оказавшуюся прямо перед его лицом кругленькую ягодицу. И тут же его со страшной силой швырнуло в сторону, он проехался задом по креслу и больно стукнулся плечом о подлокотник, одновременно как следует приложившись головой об стекло. Мила моментально повернулась к нему, лицо у нее было испуганное:
— Ой, Никитка прости! Я нечаянно!
Он, не отвечая и не меняя позы, смотрел на нее странными влажными глазами в которых застыло выражение неожиданного испуга и обиды, какое бывает у маленьких детей, которые хотели погладить пушистую кошечку, а в ответ получили кровоточащую царапину.
— Прости меня, я дура! — Мила прильнула к нему, поцеловала в щеку в угол рта, а он, не отвечая, все смотрел на нее.
— Ударился? Больно? Ну извини, ну прости… Двинутая я на всю голову… Жизнь такая! Ну что молчишь? — она потрясла его за плечо.
Никита поморщился от боли и осторожно убрал ее руку:
— Ты, меня прости… — сказал он деревянным голосом, — все правильно… какая тут… в общем спасибо, поставила на место… — он забрал с переднего сиденья свою сумку, отодвинул его спинку, открыл дверку, потом вылез из машины и пошел в темноту, застегиваясь на ходу.
— Никита, ты куда? — она сунулась за ним, — Черт, голая… — она захлопнула дверку и прыгнула в водительское кресло. Джип взревев, развернулся. Вспыхнули фары, осветив спину уходящего Никиты. Мила дала по газам, в несколько секунд поравнявшись с ним.
— Никита, не валяй дурака… садись в машину! — молчание в ответ. — Не будь ребенком! Что за обидки? — она потихоньку поехала рядом.
— Ну, я тебя прошу… ну, пожалуйста… Ну если ты уйдешь — это будет, в конце концов, свинство с твоей стороны!
Он, не останавливаясь, повернул к ней лицо и тихо сказал, бесцветным голосом:
— Езжай домой, я пешочком прогуляюсь. Воздухом подышу… Погода хорошая…
— Ты что с дуба рухнул? Какая хорошая погода, сейчас дождь пойдет! Тебе опасно ходить одному… не понимаешь?
— Спасибо за заботу, у меня палка с собой, — он похлопал себя по сумке, — если что…
— Толку с твоей палки! Ты долго надо мной издеваться будешь?
Мимо них проезжали автомобили, водители которых едва справлялись с управлением изумленно таращась на странную парочку — шагающего по тротуару парня с черной сумкой на плече и медленно тащащийся рядом джип с голой девицей за рулем. Они поравнялись с остановкой общественного транспорта, где немногочисленные ожидающие граждане тут же уставились на высунувшуюся из окна машины обнаженную амазонку.
— Чего вылупились, кретины? — злобно крикнула им Мила. — Голых баб не видели? — Ну что?.. — обратилась она к Никите, — на весь Городок ты меня уже опозорил!.. Может, достаточно? Или мне выйти и в ножки упасть?.. прилюдно, в знак раскаяния?
Никита остановился и повернулся к ней:
— Ничего я не хочу! Ты можешь это понять? Не хочу, ничего! Оставь, пожалуйста, меня в покое… езжай домой… Ми-ко…
— Что? Что ты сказал? — теперь Мила напоминала разъяренную фурию. — Как ты меня назвал? Ах ты сволочь, свинья, скотина, подонок! Я перед ним тут расстилаюсь… да пропади ты пропадом, с любовью своей!!! Придурок чертов!
Джип, завизжав шинами, рванул вперед, однако проехав несколько десятков метров снова резко затормозил. Мила открыла дверцу и наполовину высунулась из салона:
— Если не кончишь придуриваться и сейчас же не сядешь, в машину… знать тебя больше не хочу!!!
Никита только помахал на это рукой. Мила, вне себя от ярости, плюнула на дорогу и хлопнула дверкой так, что всем присутствующим при этой сцене показалось, что она сейчас отвалится.
«Взбесившаяся истеричка… — пробормотал Никита, оглядывась на остановку, — Мизансцена, блин!» Граждане стояли, открыв рты, казалось, они сейчас зааплодируют невиданному по жизненной силе спектаклю. Причем, женские человеки всецело были на стороне Никиты: «Наглая, бесстыжая сучка! Как парня опозорила!» В то время мужская часть зрителей, была согласна с определением Милы: «Точно кретин! Пентюх лохматый! Какую девку отпустил! Злюка, конечно, но хороша, стервочка!»
Никита отвернулся и торопливо пошагал прочь. «Да-а… поговорили, блин, о любви!» Он почти дошел до конца Пирогова, когда вновь увидел знакомый внедорожник. Тот медленно ехал навстречу, настороженно высвечивая фарами тротуар. Обрадованный Никита не смог удержаться, чтоб не махнуть приветственно рукой. К тому времени злость на Милу прошла и он уже во всю сожалел о своем упрямстве. Джип тормознул, стекло со стороны водителя опустилось и знакомый голос позвал:
— Ну-ка, иди сюда, обалдуй!
Никита не смог скрыть, разочарования, за рулем была… Рита.
— Ты что с Милкой сделал? Что ты ей сказал? — возбужденно спрашивала его Рита сворачивая на Университетский проспект, — Да я тебя сейчас сама придушу за нее! Звонит мне по телефону… ничего сказать не может, хлюпает только… Выскакиваю… блиа! Сидит в машине… голая… ревет в три ручья. Кое-как ее одела, сопли-слезы вытерла, отправила прогуляться… не дай бог… Этот козел Ким все подметит!.. Вы что, совсем обалдели? Да в нее стреляли двадцать раз — убить не могли… А ты… Ты что, решил ее, наконец, угробить? Нет, это невообразимо… Истинная ревет, как обычная девчонка! Я отказываюсь, что-либо понимать!..
Рита, в отличие от своей напарницы, не нарушала правил дорожного движения, она еще долго, что-то говорила, пока машина неспешно ехала по Университетскому, потом по Жемчужной, потом по Морскому, потом по Ученых… Никита не слушал ее. Определение «как в воду опущенный» крайне метко характеризовало его нынешнее состояние. В голове засела и свербела только одна фраза: «Поговорили, называется, о любви…» Безрадостное завершение, этого бесконечного дня.
Глава 7
В этом сне Никита был поэтом. Он читал свои стихи перед разными аудиториями, тут же и сочиняя их экспромтом. Стихи казались ему гениальными и, причем, не только ему одному. Благодарные слушатели аплодировали и просили почитать еще. И он читал. Как отказать народу? Слова лились рекой, сами складываясь в чеканные строки. Много, много стихов! Однако, когда сон внезапно оборвался, в голове осталось только четверостишье, которое начиналось подозрительно знакомо, но заканчивалось неожиданно:
Нет я не ангел, я другой.
Я ступа с бабою-ягой…
Во сне это гениальное стихотворение вероятно имело продолжение, но видимо не такое яркое и поэтому забытое при пробуждении. Полусонный Никита, не веря еще в полную потерю наработанного за ночь литературного наследия, поерзал устраиваясь поудобней, в готовности заново погрузиться в пучину сна. И тут только понял причину своего пробуждения — спазм в животе, сопровождающийся острой резью. Этого еще не хватало. Он повернулся на другой бок, спазмы резко усилились. Никита соскочил с тахты и поспешил в туалет, одержимый одной мыслью: «Только бы оказалось не занято!» Рита, выполняющая роль дежурной, раскладывала на кухонном столе пасьянс. Она подняла голову на шум и удивленно посмотрела на Никиту. «Черт! Тебя только не хватало!» — подумал Никита торопливо запираясь в туалете и спуская воду, чтоб не было слышно посторонних звуков.