— Все! — выдохнула она, — Сил больше нет моих!
Никита гладил ее спину, с удовольствием ощущая ее тело. Мила лежала на нем сверху, прерывисто дыша. Ее гладкая кожа, хоть и горячая, была без капли пота. Никита почувствовал, что это не все, что это только начало, только крошечная толика того, что она может, что они могут… Эти мысли, словно передались Миле, ее расслабленное тело опять напряглось, руки полусогнутые в локтях выпрямились и крепко уперлись в диван. Никита рывком перевернул ее на спину и овладел ей так, словно объявил войну.
Ее горячая кожа — запах магии, запах пряный и немного горький, запах имбиря. Руки сцепили в кольцо, лицом к лицу, изо всех сил — прижать, прижаться. Все происходит без слов. Никому не нужны голосовые связки, пока не вырвется стон наслаждения. С каждым толчком, мучительно-сладкая волна судороги по всему телу. Воздух вокруг стал густой, не продышаться. Вена, жила, артерия — что? Бьется под кожей на шее. Никита прижался к ней губами, поймав себя на чуть не произнесенном на выдохе — «люблю тебя». Молчаливое, еле сдерживаемое, рвущееся из горла, из легких, из сердца, стучащее в висках… И тут словно почувствовал ее беззвучный выдох — знаю, знаю, знаю. Она выгнула спину и забилась под ним, застонала. Тут и к Никите подступило и он, уже не сдерживая и не контролируя себя, извергся с каким-то даже рычанием. Вспышка в глазах! На несколько мгновений он престал ощущать себя, свое тело… все вокруг и он сам перестали существовать, растворившись в ослепительном наслаждении.
С полминуты, они не двигались, приходили в себя, замерев в этой позе, затем Мила тихонько освободившись, выскользнула из-под него. Никита повернулся на бок и смотрел на нее не отрываясь, с трудом приходя в себя. «Ни фига себе… воплощение чувственных идей…» — пронеслось в голове. Он протянул руку, погладить ее, ощутить, что она — здесь, что не приснилось… Мила перехватила его руку и усмехнулась:
— Удивляет его, как они долго это выделывают, — сказала она, кивнув в сторону забытого экрана, — да там уже за это время, пол фильма прошло!
Никита почувствовал себя одураченным. Он приподнялся на локте и растерянно спросил, вглядываясь в ее лицо:
— А ты что… замечала, сколько прошло?
— Я все всегда замечаю! — со значением сказала, затем, вдруг резко обхватив его за шею, со смехом повалила на себя.
— Тихо ты… — выдохнул Никита, от неожиданности еле успев подставить руки, чтобы не придавить ее своим массивным торсом — Я ведь, поди, килограмм девяносто вешу!
— Сломать боишься? — засмеялась Мила, и с какой-то неженской силой притянула его голову и впилась в губы поцелуем. Потом отстранилась чуть-чуть и жарко зашептала в лицо:
— Не бойся, меня так просто не сломаешь! Хочешь, поборемся?
— Да ну тебя, — Никита попытался осторожно высвободиться. — Ручки как спички, а туда же… бороться.
И тут его сжали с такой силой, что явственно хрустнули ребра. Он сначала не понял чьи, но, судя по ощущениям, выходило, что скорей всего его.
— Ап… — выдохнул Никита и не смог вдохнуть обратно.
— Позвоночник сломать могу, — задушевным голосом сказала Мила и разжала руки.
— Уф! — Никита сел на диване, потирая бока. — Блин! Спортсменка что ли? — спросил он, с сомнением оглядывая тонкую фигурку.
— Ага, — Мила сладко потянулась, выгнувшись, как кошка. — Курить охота! Можно у тебя тут курить? Ладно, пошли на балкон, не будем увеличивать энтропию твоего жилища.
— Спортсменка, а куришь — проворчал, поднимаясь с дивана и держась за поясницу, Никита.
— Я еще и выпиваю! У нас, кстати, осталось еще что ни будь?.. Так, где моя сумка? Ага, вот она!..
Мила покопалась в сумочке.
— А где интересно знать, мои сигареты? На кухне остались… Милый! Захвати сигареты, — крикнула она Никите, который к тому времени отправился на кухню за коньяком, — И зажигалку не забудь.
— Одну или всю пачку? — высунулся из кухни Никита и увидел ее направляющуюся к лоджии. — Ты куда пошла-то? Голая?
— Конечно всю! — весело откликнулась Мила. — А кому, какое дело? Темно ведь. Зато так классно, свежо.
Никита принес коньяк, рюмки. Мила прикурила и с наслаждением затянулась. Время от времени начинала забавляться, пуская кольца дыма. Никита все глядел на нее, любуясь наготой. Интересная она была. Не жиринки на теле. Но в тоже время и не тощая, кости не торчали… Гладкая такая, ладная. Он поймал ее за руку, притянул к себе, поцеловал. Усадил себе на колени. Мила затушила сигарету и, обхватив его одной рукой, взяла во вторую, рюмку с коньяком. Чокнулась с его рюмкой и сказала:
— Это просто замечательно, что ты не женат!
— Это еще почему?
— Да знаешь, я изрядно эгоистична — в женатых мужчинах меня раздражает их страх перед тем, что они могут быть разоблачены женами. А страх этот мешает сексу! Мужчина вроде с тобой, но это не то, он все время пытается придумать подходящее оправдание, правдивую ложь. Мужчины менее виртуозны во лжи…
Никита слегка отстранился и посмотрел на нее внимательно:
— Сексу, говоришь, мешает? Так это был просто… секс?
Мила сделала круглые глаза и засмеялась:
— Ну что ты, сладкий! Это был не просто секс. Это был… потрясающий секс!
Потом коньяк кончился, и Никита изъявил желание сбегать за добавкой, но Мила вцепилась в него мертвой хваткой и не пустила.
— Ну, миленький, мой, хорошенький, ну куда ты побежишь, третий час ночи уже! Мы и так, вон какую бадью выпили. Баиньки надо уже ложиться! Да и мне пора двигать, мне завтра очень рано вставать…
— Ну, как же хватит! — вяло отбивался Никита, — Так хорошо сидели. Давай, я сейчас быстренько сбегаю, за пять минут, буквально… Подожди… — тут только до него дошел смысл ее слов, — А ты что, разве не останешься? У меня?.. Не остаешься?
— Ну, так я же и говорю, — Мила смотрела на него ласково, как на ребенка, — мне завтра рано вставать. Вызови, пожалуйста, такси. Пора по норкам!
— Ну, от меня бы и поехала утром.
— Не надо, милый, не спорь! Завтра увидимся… если ты, конечно, хочешь, со мной завтра увидеться. А?
— Конечно, хочу! Я с тобой и сегодня не хочу расставаться.
— Немножко отдохнешь от меня, чтоб быстро не надоела. Я же не хочу тебе быстро надоесть, — кокетливо щебетала Мила. По каким-то незнакомым ноткам в ее голосе, Никита со всей унылой очевидностью понял, что она приняла решение и никаким уговорам не поддастся.
«Ну да, надоесть, — подумал он, смиряясь с неизбежным, — да чтоб мне всю жизнь так надоедали…»
— Ну ладно. Раз решила… А ты не боишься? Поздно ведь уже! Может быть, давай я тебя провожу?
— Вот это лишнее. Чего мне бояться?
Тут Никита, вспомнил про железное объятие и, не задавая больше вопросов, пошел вызывать такси.
Мила, уже стояла в коридоре и подкрашивала губы перед зеркалом, как вдруг что-то, вспомнив, хлопнула себя по лбу:
— Вот блин! Как же я могла забыть! Черт! Черт! — бормотала она, лихорадочно роясь у себя в сумочке. Нашла какую-то бумажку, вчиталась.
— Что случилось? Ты что ругаешься?
— Да, я растяпа!.. Память потеряла! Надо было сегодня одну вещь забрать на вокзале из камеры хранения! А я все утро пробегала, потом днем дела, потом с тобой… вот. Совсем из головы вылетело… Что теперь делать?
— На вокзале? Из камеры хранения? — растерянно повторял Никита, не в силах сходу понять ее экспрессивный монолог, — А завтра нельзя забрать что ли?
— Да уж!.. — она сжала кулачки, — У меня встреча в первой половине дня, а потом еще одна. На ней я уже с этой штуковиной должна быть. А я никак не успеваю. Черт! И попросить некого забрать, у всех свои дела… Ни одной собаки в офисе не будет!
— А я? — спросил Никита, сообразив, что это не просто повод для завтрашней встречи с Милой, но твердая гарантия, что последняя состоится. — Я что, хуже собаки? Меня попроси. Что там надо забрать?
— Ой, правда, Никитка! — Мила посмотрела на него с надеждой. — Ты мне поможешь? Заберешь? Там сумочка одна, а в ней лэптоп и мульки разные.
— Ну, что ж, делать? Хоть я и не люблю рано вставать, — Никита притянул ее к себе и прошептал в ухо, — но ради тебя…
Они стояли и целовались, когда затрезвонил телефон, притаившийся на полочке для обуви под ворохом бесплатных газет. Черный допотопный аппарат с диском, оставшийся еще от матери. Долго выносить его дребезжащие вопли было невозможно и Никита, с трудом отлепив себя от Милы, снял, наконец, трубку.