Двое — узбек и колоритный украинец — пытались заговорить со мной напрямую на английском, но выходило у них это столь скверно и так похоже звучанием на голландский, что без переводчика понять их оказалось невозможно совсем. Да и Анищев глянул на обоих неодобрительно, не желая становиться пассивным слушателем непонятных переговоров своих подчиненных с заезжим иностранцем.
И только после этого, когда в окнах кабинета стало темно и появились первые звезды в небе, выяснилось, что официальная часть встречи закончилась. Товарищи коммунисты попрощались и мы остались вдвоем с Владимиром Петровичем. И переводчик, притулившийся в уголке, где отпивался после длиннейшего рабочего дня опостылевшим чаем.
Вот сколько знаю «Петровичей» — из них всегда получаются две категории людей: либо запойные алкаши, либо большие начальники. Анищев был, конечно, из вторых.
— Странно это, — сказал он, когда за последним из его коллег закрылась дверь. — Обычно такие визиты совершаются не только с согласия Москвы, но и в присутствии кого-то оттуда. А мне только позвонил Рябев Лев Дмитриевич[4], да из ЦК звонок был. Странно. Полгода назад приезжали японцы из Mitsui. Большая делегация. Человек пятнадцать. И столько же москвичей с ними.
— КГБ? — я понимающе ухмыльнулся.
— Ну зачем КГБ? Почему сразу КГБ? Эти времена давно в прошлом. Просто профильные специалисты из центральных аппаратов. Местные руководители все равно сами ничего не решат, будут ждать распоряжений из Москвы.
— Как же они руководят? Если сами решений не принимают?
— Не скажите, — Анищев поднялся из-за массивного стола, подошел к окну, выключил кондиционер БК, послушал несколько секунд установившуюся тишину и открыл створку. — Свежеет. Чтобы руководить предприятием или областью не нужно принимать политических решений. А работа с иностранцами — всегда политика. И здесь лучше передать полномочия компетентным товарищам. Понимаете?
— Вы не знаете, что со мной делать?
— Почему же? Все цели вашего визита согласованы. Вот подробный план, — он показал мне пару сцепленных скрепкой листов. — Проблема в другом. У нас все сейчас так стремительно изменяется, что никогда не знаешь, на чьей стороне ты сейчас.
— Может быть, стоит играть просто за Россию?
— В том и проблема, что не понятно, кто за кого. У всех правильные слова, безупречные демагогические конструкции, но никто ничего не делает — только митингуют. Все эти кооперативы, совместные предприятия, Громыко отправлен на пенсию, Совет Министров сегодня с утра обязал предприятия выпустить акции. Я не понимаю! Кому акции, какие акции? Они сегодня его придумали, прислали, а я должен объяснить всему Узбекистану — что это за зверь такой акции? И на подготовку мне один день — завтра, воскресенье! Я не знаю, чего мне ждать в понедельник. А хочется какого-то постоянства. У меня сын почти взрослый, самолетами бредит. Ему учиться нужно, воспитание отцовское, а я целыми днями здесь пропадаю или по республике езжу или в Москве торчу. И ладно бы толк был! А то ведь как тот Сизиф — тянешь, тянешь камень в гору, а поутру — он опять у ее подножия.
Я уже слышал подобные размышления. Повсеместно — от Австралии до Норвегии. Чиновники везде одинаковы и лучше любой гончей держат нос по ветру. А сейчас для него запахло хорошими деньгами и возможностью обеспечить себя на много лет вперед. К тому же он на хозяйстве за старшего остался и может очень многое, хотя и прибедняется по привычке. Уж не специально ли он свое руководство в Москву спровадил? При большом желании мог. И понятно, почему он не боится прослушки и вообще — козней всяких ОБХСС и КГБ. Чего ему бояться, если он сам и есть главный в республике начальник всех этих структур? А если я начну изображать мать Терезу и жаловаться на него в ЦК, то он просто скажет, что испорченный капиталист переврал его слова, сошлется на трудности перевода и ничегошеньки с ним не случится. Занятная страна моя Родина.