Это тем более странно, что именно русские — самая аполитичная нация на свете. Мы постоянно держим фигу в кармане для властей и тех, кто по нашему мнению, «слишком умный», но редко пытаемся что-то изменить. Ведь, как нам всем кажется, «наверху все решено и украдено еще до нас».
В тех же Соединенных Штатах в сенаторы, конгрессмены и прочие губернаторы идут представители всех народностей большой страны. Там хватает бывших кубинцев, афроамериканцев, индейцев, армян, евреев, этнических греков, немцев, китайцев, японцев, шведов. Американский Сенат — самое пестронациональное сборище на свете, уступающее в этом отношении только Ассамблее ООН. Но искать среди них русских совершенно бесполезно. Их там нет. Сенатор-русский или губернатор-русский — это такой же нонсенс, как чернокожая женщина-Президент.
Такая же история в Израиле, Германии, Франции, Турции — повсюду, где оказываются эмигранты из России. Во все времена. Они отстраняются от политики, словно хороня себя, но если кто-то полагает, что вне активной политической орбиты русские занимаются чем-то иным нежели политика, то он сильно заблуждается. Только направленность этой политики очень своеобразная. Ничто так не занимает среднего советского человека с активной жизненной позицией, как справедливость в отношении намибийских негров. Справедливость — это всеобщий советский фетиш, взращенный в пионерских дружинах и на комсомольских стройках, выпестованный на субботниках и в партийных ячейках. Она у каждого немножко разная, но в целом необыкновенно жертвенная. В отличие от английской справедливости.
Ведь англичане серьезно считают, что наибольшей тягой к справедливости страдают именно они. Это верно во многом: тяга сильна. Только справедливость у них странная: все, что идет на пользу Альбиону — праведно, все, что умаляет его силы — порочно. Это особенное отношение выработалось долгой историей, когда Британия была единственной по сути доминирующей силой в мире и как-то в общественном сознании сложилось тождество: что хорошо Британии, то хорошо и миру. Времена явного превосходства давно ушли, а взгляды сохранились.
Но сказать честно, мне и самому не хотелось бы становиться американским политиком. Очень неблагодарная это работа — врать на голубом глазу избирателям, коллегам, всем подряд и обо всем подряд, но при этом сохранять для окружающих иллюзию своей искренности и многозначительности.
Взять, к примеру, знаменитую Четырнадцатую поправку к Конституции США, изданную в далеком 1868 году. Весь мир знает, убежден и уверен, что ее первая статья и вся она целиком посвящена равноправию негров. Кое-кто вспомнит, что в первые сорок лет ее действия американскими судами были рассмотрены около трехсот исков, основанных на ее положениях. При этом только два десятка дел были связаны с неграми, а остальные двести восемьдесят разбирали непонимание между властями и американскими же корпорациями, юристы которых, очень широко трактуя эту поправку, добились расширения ее первого раздела и на американские компании. Для меня это невероятная загадка — как можно таким образом трактовать закон? Ведь там прямо сказано: «Все лица, родившиеся или натурализовавшиеся в Соединенных Штатах…. не могут быть лишены жизни, свободы или собственности без надлежащей правовой процедуры…» Где здесь хоть слово о корпорациях?
Но дальше — хуже. Потому что всего разделов в этой наидемократичнейшей поправке ровно пять. Пятый — чисто организационный, поэтому действующих четыре. И если о первом с большой натяжкой можно сказать, что посвящен он несчастным чернокожим, их равным правам и сохранности имущества свободного человека, то уже второй прямо ограничивает бедолаг-индейцев в выборном процессе. А вся поправка в целом посвящена скорее мятежникам, желающим пробиться во власть, чем каким-то несчастным неграм. Но мы ее знаем именно как освободившую чернокожее население, потому что нам нет нужды читать ее самостоятельно, ведь нам все растолкуют юристы и сенаторы.
Хорошо, что хоть в своей стране у нас находятся смельчаки, решающие однажды сами заняться политикой, не доверяя более тем, кто вещает с высоких трибун. Дай бог, чтобы усилия этих смельчаков не пропали понапрасну.