Таким был с виду и Гавриил Тимофеевич Трубин. Поселился он тут лет десять назад, еще до первого путча. Уехал из Москвы, из благоустроенной квартиры, оставив ее племяннице, купил старый дом из огромных бревен на большом участке, где завел огород и садик. Выращивал помидоры, огурцы, кабачки, яблоки, росла там и малинка, смородина, много еще чего! Ну и конечно, капуста.
В общем, жил Гавриил Тимофеевич один, отшельником, если не считать прибившейся к нему собаки, кобелька неведомой породы и пегой масти. От роскоши да славы, вернее, тщеславия, Трубин и удалился в этакую глушь. Хотя за плечами у него было сделано немало, богатый жизненный путь пройден, много знаний набрано, в области физических наук и аккумулирования энергии. Но здесь, в Раструбино, Гавриил Тимофеевич о прошлом не вспоминал. А увлекся он тут совсем другим. Травами да деревяшками. Любил ходить в лес, собирал разные лекарственные растения, сушил их, заваривал, и себя лечил, и соседей, которые обращались, признав в нем чуть ли не колдуна. Еще находил полешки, липу ли, березу, а то и осину, стругал, придавал форму, обтачивал стамеской, что-то отпиливал, и вот через пару дней – появилось лицо, лик, изображение чудесного вида. Не маска какая-нибудь африканская, а именно доброе или строгое (в зависимости от настроения самого Гавриила Тимофеевича), величественное или воинственное, почти всегда светящееся внутренними переживаниями лицо славянского человека, – в страдании и любви. Очень хороши были эти "деревянные иконы", так их называли в деревне. И Трубин охотно их раздаривал всякому, кто ни попросит. Делал он их не для себя, и не для продажи – для людей.
Колдуном он, конечно же, не был. Напротив, лет пятнадцать назад крестился, вел с тех пор жизнь праведную, благочинную. Задумывался о смысле бытия, искал пути истины, считал богопознание единственным уделом православного люда, шел к вере своей дорогой не простой и трудной. Еще в своей той, прежней жизни он о многом передумал: и о своей работе в Академии, и о политике государства, и о скончавшейся от рака любимой жене, и о гордыне людской, и о смирении. Ставил перед собой вопросы: "Зачем я все это делаю?", "Что дальше?", "Кто я?", "Куда иду?". И как честный исследователь и логически мыслящий человек пришел к неизбежному выводу, что наш мир появился не сам по себе – вдруг, в результате какого-то взрыва, как рассуждали его коллеги-физики, а непременно и истинно создан Творцом. И все в нем закономерно, послушно его замыслам. И начало, и конец Истории. Но человек обладает волей выбора. Хочет, идет направо – к Богу, хочет, налево – к дьяволу. Посередине места нет, никто переулками не выберется к Свету, теплохладные останутся там, где им и положено быть. В одной яме с равнодушными.
Осознание этого привело Гавриила Тимофеевича к страху Божию, к преклонению перед величием и могуществом Создателя. Он – есть начало всякой мудрости и быстрого перерождения души человеческой. В какой-то момент у Трубина все ценностные ориентиры поменялись местами, он осознал тупиковую направленность развития современной техногенной цивилизации, всю ложь усилий своих научных разработок – накопление энергии, новых ее видов, чтобы сделать человека независимым от природы, а значит и от Творца. Что это значит? Благоденствие и комфорт для бездушных тел? Рай на земле для человека среднего – никакого? Все это уже проходили… Гордыня и самость, вмешательство в промысел Божий, тайны мироздания да в "грязные руки"? Не давайте святыни псам… Разум без сердца, истина без любви порождают ужас и хаос на земле, а души живые надежды на спасение. Благие цели, забота о многом, ложный гуманизм способствуют приближению Апокалипсиса. А ты, способствующий этому, сочувствующий – сотворец зла. Задуматься об этом уже мужество, ибо понимание сего – страх, и не за себя как земного человека, а себя – как часть творения, единственного подобного Богу, сотворца Его через высший дар – свободу воли. Ответственность тут лежит огромная. Без Веры об этом думать и нельзя даже, в сумасшедшем доме очутишься.
Единственно Богу придется отвечать за все, что ты сделал в жизни, а главное за то, что мог (дано ведь было тебе свыше, по уму и таланту), а не сделал. За каждый поступок свой ответишь, большой и малый. Может, спасет тебя та "мелочь", которую ты почитаешь мелочью, а погубит "дело", которое ты сочтешь великим. Много соблазнов, как их избежать? А на что же Священное Писание, на что нам святоотеческие труды дадены, деяния старцев? И свет горит, и огоньки в темноте мигают, умеющий видеть – не ошибется. Не заблудится. Была бы Вера. А как оправдаться в этой жизни перед Всеведущим и Всемогущим? Особенно в тщеславной гордыне нераскаянного самонадеянного сердца? Вот где страх-то!… Что там тебе стать с топором за дверью, здесь посильнее будет. Ведь на вечную погибель можешь себя обречь.