— Послушайте, — снова сказал Томпсон, — дайте мне сперва вывезти носорогов.
— А мне что делать со своим бульдозером и рабочими, пока вы будете ловить носорогов? — осведомился гость.
— Сказал бы я, что тебе сделать с твоим бульдозером, — процедил Грэм Холл.
Мне было немного жаль нашего гостя. Еще один славный малый, которого судьба забросила в буш. Не его вина, что он занимается бульдозерами.
— Я делаю то, что мне велено, — повторил он.
— Я тоже. — Томпсон попытался улыбнуться.
Ну, как тут быть?
— Вот что, — сказал Томпсон, — я свяжусь по радио со своим министерством, а вы свяжитесь со своим, и пусть выясняют отношения между собой.
— На боксерском ринге, — попытался я сострить, сочувствуя хозяину бульдозера.
Глава вторая
Когда над холмистой равниной буша восходит огненно-красное солнце, высокая сухая трава сперва плывет золотисто-лиловыми волнами, потом наливается сочной желтизной, и мир удивительно тих и прекрасен. Раннее утро с длинными прохладными золотисто-лиловыми стелющимися тенями — лучшее время суток.
Мои палатки стояли метрах в ста от площадки Томпсона, и за высокой травой я не видел ее, но было слышно, как он говорит по радио о следах со стариной Норманом. Я крикнул Брайтспарку Тафурандике, чтобы он сварил кофе, но ответа не получил. Тогда я выбрался из палатки и, обогнув ее, остановился перед второй палаткой, которая играла роль столовой. Брайтспарк Тафурандика спал подле очага, завернувшись в брезент. Приготовленное им ложе из травы осталось нетронутым.
— Тафурандика!
Он сел — старик со щербатым ртом и воспаленными глазами. Вид у него был ужасный.
— Куда ты ходил ночью?
Брайтспарк Тафурандика одной рукой взялся за голову, другой указал куда-то вдаль.
— Уже выследил пиво!
До ближайших хижин африканцев был, наверно, не один километр, но Тафурандика безошибочно находил такие места, как верблюд находит оазис в пустыне. Он и внешностью смахивал на верблюда.
— Ты кто — скаменга? Какое там, ты — цоци! Еще хуже, ты сто раз цоци! Скажи сам, кто ты такой?
Я бранил его на языке чилапалапа.
— Я старый человек, — Брайтспарк Тафурандика обхватил голову руками. — Старый, немощный человек.
— Когда я нанимал тебя, ты уверял, что обладаешь силой буйвола, сердцем льва и глазами орла. А на самом деле у тебя только жажда лошади!
— Я сам не пью, — возразил Брайтспарк Тафурандика.
— Свари мне кофе, Лошадь Которая Не Пьет.
Я вернулся к своей палатке.
Когда служащий бюро по трудоустройству в Солсбери представил мне Брайтспарка Тафурандику, я спросил по-английски:
— Неужели у вас нет никого другого?
— Нкоси, — обратился ко мне Тафурандика на языке чилапалапа, — я лучший повар и бесстрашный охотник.
— Мы будем ловить носорогов, — сказал я ему. — Живьем. И у нас не будет свежего мяса.
— Ловить кого? — переспросил Тафурандика.
— Чипимбири, — ответил я.
— Мои дети еще только в школу ходят, — сказал Брайтспарк Тафурандика. — Мне надо их кормить.
И вот я пью кофе, а солнце лишь наполовину выглянуло из-за горизонта, и небо являет вид буйной красоты, оранжевые и красные мазки вторгаются в ясные, чистые, покойные серые тона ночи, и на темной западной синеве еще мерцают редкие звезды, и макушки серых деревьев мопани на западе чуть тронуты утренним золотом, и мопани к востоку от моей площадки только начали превращаться в объятые пламенем черные силуэты на фоне ослепительной зари, и первые золотистые блики ложатся на лиловато-желтые верхушки слоновой травы, и в эту чудесную утреннюю пору, когда я в одной руке держу кружку кофе, в другой — сигарету, с площадки Томпсона доносится его голос:
— Чи-пим-биии-ри!
Я встаю со стула и кричу Брайтспарку Тафурандике, чтобы принес апельсинов, сую в карман горсть таблеток глюкозы, глотаю остатки кофе и спешу через высокую желтую траву к загонам и машинам. Солнце еще не вышло из-за деревьев. Слышно, как Томпсон песочит местных рабочих. Добежав до штаба, вижу, что рабочие карабкаются в высокий кузов пятитонного «мерседеса» под гневными взглядами Томпсона.
— Представляешь себе? — сердито говорит он мне. — Они всю ночь гуляли, пили пиво, ни один не спал.
Рабочие ухмыляются; в воздухе пахнет африканским пивом и застарелым потом.
Томпсон кричит на чилапалапа:
— Шевелись! Сегодня солнце задаст вам жару, ребятки! Сегодня вы проклянете ваше пиво! И учтите — когда у вас будут раскалываться головы, это вы сами виноваты, я тут ни при чем!