Ричард горел энтузиазмом, и, вздумай Томпсон для вящей убедительности тут же, не откладывая, прогнать его пинками до самого Солсбери, Ричард все снес бы, только бы ему позволили завтра выйти с обездвиживающим ружьем.
Глава шестнадцатая
Было чудесное африканское утро, яркое, свежее, золотистое, а мы уже обливались потом в прохладном сухом русле, протянувшемся среди холмов от лагеря старины Нормана. У Ричарда были длиннющие ноги, и он был в великолепной форме, как и положено молодому здоровому объездчику, и лихо вышагивал по вязкому речному песку, в который нога на каждом шагу погружалась по щиколотку, и возглавлявшему наш отряд следопыту старины Нормана приходилось основательно напрягаться, чтобы выдерживать такой темп.
— Носорог ждет в русле, в каких-нибудь трех километрах, — сказал старина Норман перед тем, как мы вышли. — Привязан к дереву за хвост, приходите и берите.
— Ясно, мистер Пейн, — отозвался молодой Ричард. — Спасибо, мистер Пейн.
— Я только что говорил по радио с мистером Томпсоном, — продолжал старина Норман. — Он просил напомнить, что тебя ждет, если ты позволишь себе рисковать.
— Ясно, мистер Пейн, — сказал Ричард. — Спасибо, мистер Пейн.
После чего лихим жестом предложил нам следовать за ним и зашагал по руслу со скоростью хорошего рысака, и я от души пожалел, что Томпсон растянул ногу. Скорость Томпсона меня больше устраивала. После трех километров ходьбы по щиколотку в песке, когда я только и думал, как это Томпсона угораздило растянуть свою окаянную ногу, следопыт знаком велел нам остановиться. Прерывистым шепотом он сообщил, что чипимбири должен быть где-то здесь. Все мы, включая следопытов, Грэма Холла и Невина, упарились и запыхались, и сердце отчаянно колотилось, этот речной песок основательно измотал нас. Всех, кроме молодого Ричарда. Он стал шепотом совещаться со следопытом, однако мне было не до них. Я думал только о том, как хорошо лежать, растянувшись на речном песке. Но вот они крадучись двинулись вверх по руслу, и нам пришлось встать, чтобы следовать за ними.
Задыхаясь от усталости, мы прокрались около ста метров вдоль извилистого русла, и тут увидели его. Он стоял открыто в каких-нибудь ста шагах от нас на отлогом длинном косогоре. Нам повезло, нам здорово повезло: и ветер был благоприятный, и нас прикрывала излучина, и речной песок приглушал наши шаги. Все как по заказу. Мы присели на корточки. Первого носорога судьба преподнесла Ричарду на блюдечке. Я был искренне рад, что не придется целый день тащиться по следу за этим длинноногим Ричардом. Тем временем он отдавал шепотом распоряжения и, волнуясь, заряжал ружье. Сокращать дистанцию еще больше было рискованно, и нам всем надлежало оставаться в укрытии за излучиной — всем, кроме вооруженного винтовкой Холла, который должен был прикрывать Ричарда. И молодой Ричард пошел брать своего первого носорога.
Пригнувшись, горя лихорадочным возбуждением, он живо пробежал по ветру несколько шагов в высокой траве, остановился, проверил направление ветра, потом двинулся в обход зверя. Совсем немного надо было ему пройти, чтобы оказаться на расстоянии выстрела. Из нашего укрытия мы хорошо видели и его и зверя. Носорог стоял все на том же месте. Чуть поодаль высилась стеной трава, и, скройся он в ней, Ричард оказался бы перед дилеммой. Не пойти в траву за зверем — потеряешь его, пойти — Томпсон будет гнать тебя пинками до самого Солсбери. До сих пор ему крупно везло, носорог не двигался, но мешкать было нельзя, в любую минуту зверь мог уйти в высокую траву. Ричард приблизился на сорок метров, а носорог, ничего не подозревая, все стоял к нему боком — превосходная мишень, и молодой Ричард, дрожа от возбуждения, поднял ружье, спустил курок, и ружье дало осечку.
Осечка, окаянное ружье дало осечку! Опять, черт возьми, попался негодный патрон, будь он неладен! Дрожащими руками Ричард открыл затвор и вставил другой патрон. В сорока шагах от Ричарда носорог, услышав щелчок, развернулся: уши насторожены, рог поднят вверх, глаза сверкают… Постоял, опять развернулся, глядя в другую сторону, но теперь он стоял уже не боком, недолго и промахнуться. Зверь побрел к высокой густой траве, и я сказал себе: «Уйдет, окаянный», — но тут он остановился. Еще раз повернулся кругом, поводя ушами, потом успокоился и опустил уши. Он опять подставил Ричарду бок, и я молил Всевышнего, чтобы он помог нам, и Ричард снова спустил курок. И снова, пропади оно пропадом, ружье дало осечку.