Дверь была уже совсем близко. Я начал потихоньку отставать, чтобы дать всей компании пройти мимо неё…
Но Академиков оглянулся.
— Ты что, Тькави? — позвал он. — Иди скорее.
От смущения я не знал, что ответить, и стоял, переступая с ноги на ногу. Академиков улыбнулся.
— А!.. Ну ладно, только не задерживайся…
Наверно, он подумал, что я выпил чересчур много газировки со льдом. А я мог бы выпить ещё сколько угодно и ничего, потому что было ужасно жарко.
Отойдя немного назад и убедившись, что никто на меня не смотрит, я быстро спрятался за покрытую брезентом шлюпку. Переждав несколько минут, я выглянул. Путь был свободен. Теперь бегом к двери!
Через секунду я уже спускался по трапу.
Длинный коридор. Справа и слева двери кают.
Какая же из них та, которая мне нужна? Эта?.. А может быть, эта?.. Или та?..
Попробовал посмотреть в замочную скважину. Ничего не видно! Оставалось одно — открыть любую, на счастье.
И я потянул ту, которая была ближе других. …Я просчитался!..
ГЛАВА СЕДЬМАЯ,
в которой разъясняется, как работает эхолот, Тькави получает удар по лбу, а профессор Академиков прыгает через три ступеньки.
Я просчитался! Никакого океанария за дверью не было. Зато были Академиков, Сеггридж, Нкале и все остальные… Наверно, они пришли с другого конца коридора.
Я отпрянул назад, намереваясь тут же закрыть за собою дверь.
— Сюда, сюда, Тькави! — обрадовался Академиков, заметив меня. — Я боялся, что ты заблудишься и не найдёшь нас!
Что оставалось делать? Я вошёл.
Все расступились, пропуская меня в первый ряд к учёному, который рассказывал о приборах, заполнявших каюту.
Это были удивительные приборы-автоматы, измерявшие глубину океана.
Ещё совсем недавно для измерения морских и океанских глубин употреблялся старинный инструмент — лотлинь. Очень длинная, тонкая верёвка или стальной трос с привязанным на конце грузом. Каждый раз, когда нужно было определить океанскую глубину, корабль останавливался, и груз опускали до дна. Такой способ измерения больших глубин отнимал бесконечно много времени, а результаты получались недостаточно точными. Пока груз опускался, течение и ветер относили корабль в сторону.
Всё изменилось, когда вместо лотлиня догадались применить отражённый звук — эхо. Устройство эхолота очень остроумное и простое. На корабле устанавливается электрический аппарат, который каждые несколько секунд издаёт резкий отрывистый звук, похожий на громкий удар в ладоши. Дойдя до дна, этот звук отражается от него и возвращается на корабль.
Скорость прохождения звука в солёной воде учёным известна. И теперь, чтобы определить глубину, нужно только разделить пополам время, прошедшее от посылки сигнала до его возвращения. Специальное устройство без помощи человека тут же зарисовывает на непрерывно движущейся бумажной ленте все изменения глубины. Перо самописца скользит по ленте то вверх, то вниз, а лента ползёт справа налево.
Эхолот ни у кого не отнимает времени. Он сам беспрерывно и точно измеряет все повышения и понижения дна океана, где бы ни проходил корабль.
С помощью эхолотов учёные обнаружили глубочайшие впадины и гигантские горные цепи, которые простираются под водой на сотни, а иногда и тысячи километров. Прежде об их существовании даже не подозревали!
Все склонились над картами океанского дна, вычерченными по зарисовкам эхолотов…
Момент показался мне подходящим. Я приблизился к Нкале.
— Какая дверь?
— Этажом ниже, — чуть слышно ответила она.
Пятясь назад, я незаметно выбрался в коридор и сбежал по трапу на следующий этаж.
Снова ряды дверей. Прислушался у одной — тихо. У другой… Опять тишина… Я наклонился к замочной скважине в третьей двери.
Дверь внезапно открылась, и я получил по лбу. Тут, конечно, напрашивается мораль — вы догадываетесь, какая?
В коридор вышел Рам Чаран.
Я даже не сразу узнал его — таким усталым и осунувшимся было его лицо. Он скользнул по мне невидящим взглядом и прислонился к стене.
— Что с вами, Рам Чаран? — спросил я, тронув его плечо. — Вы больны?..
Только теперь он заметил меня.
— Ах, это ты, Тькави… — Рам Чаран попробовал улыбнуться. — Целакант погибает. Может быть, последний на земном шаре. Пойди, позови всех…
В несколько прыжков я поднялся по трапу. Но в той каюте, где я их оставил, уже никого не было. Даже того учёного, который рассказывал об эхолоте. Только автоматы продолжали работать, и перо самописца, ёрзая вверх и вниз, тянуло тонкую извилистую линию по движущейся бумажной ленте.